Книга - стр. 31
– Вот тебе! – торжествующе сказал Сева, переводя дух. – Вот тебе…
Он зачем-то огляделся. Собрать вещи в чемодан?
Отчего-то у него было смутное чувство, что назад он уже не вернется. Или ну их? Нужны ли вещи румынскому чернорабочему?..
В вестибюле консьерж-пакистанец уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, да вовремя передумал. Не иначе как до него дошли слухи о страшной судьбе телефона.
II
На выходе из терминала Севе пришлось подождать:
опытная встречальщица Ленка никогда не приезжала раньше времени, чтобы не возиться с заездом на стоянку. Сева прислонился плечом к удобному столбику и прикрыл глаза. Поспать в самолете не удалось, так что теперь он испытывал характерное для первого этапа бессонницы взвешенное состояние, дурманящее и тошнотворное одновременно. В ноздри лезли знакомые запахи аэропорта Бен-Гурион: коктейль из выхлопных газов, пальмового масла, цветущих кустов и горьковатых испарений ночного полива.
Сейчас приехать домой и – спать… От одной только этой мысли по телу, от ног к голове, поползла приторная сладкая волна… не грохнуться бы здесь прямо на тротуаре… где же Ленка-то… но тут волна наткнулась на какое-то неприятное препятствие – как на дамбу, на что-то нехорошее, даже хуже, чем нехорошее… сердце заныло, сжалось и вспомнило: Клим.
– Сева! Сева! – Ленка, высунувшись из машины, махала ему от края тротуара. – Ну что ты встал как истукан? Садись!
Он сел, и Ленка тут же вырулила на выездную полосу.
– Я тебе уже минуты три кричу. А тут остановка запрещена. Давно ждешь?
Сева молча пожал плечами, и она, не глядя, «услышала» это движение, как слышат друг друга только очень давно знакомые люди.
– А кто знает? – в голосе жены звучало раздражение.
– Господи, как мне это все надоело…
– Зачем ты так сразу? – сказал он устало. – Вместо «здрасте». Все-таки почти два месяца не виделись.
– Ты-то сейчас дрыхнуть завалишься, а мне утром в офис. А утро – оно вот уже. А у меня проект. Не один ты работаешь.
– Вместо «здрасте»… – повторил он, адресуясь именно к непонятному раздражению и пропуская мимо ушей ничего не значащие слова. – А поцеловать?
Лена помолчала.
– А насчет поцелуев мы еще поговорим… -спокойствие в ее голосе не предвещало ничего хорошего. – Не сейчас, потом.
– Ладно, – сдался Сева, закрывая глаза. – Потом так потом.
Сознание снова плавно покатилось со сладкой горы и снова уткнулось в темную дамбу беды: Клим. Беды? Вот и слово нашлось, а то все «неприятность» да «неприятность»… «беда» – так будет правильнее. Или нет? Сева еще никогда в жизни не терял по-настоящему близкого друга и оттого затруднялся в определении своего нынешнего состояния. Неужели вот это ощущение длящейся насильственной бессонницы и есть беда, горе… или как ее?.. – скорбь?