Ключи от дома (сборник) - стр. 19

Сидевший внутри мужчина время от времени включал двигатель, чтобы согреться. Он следил за дверью и вспоминал недобрым словом американцев, утверждавших, что автомобиль – лучшее место для скрытого наблюдения. Может быть, это в Калифорнии и так, но в России… Впрочем, работа есть работа. Появившаяся в ярко освещенном дверном проеме фигура отнюдь не богатырского телосложения его заинтересовала. Он вышел из машины и не торопясь тронулся вслед за неуверенно идущим мужчиной. Далее всё произошло очень быстро. Не было излюбленного киношниками блеска стального лезвия, противоборства со службой безопасности, поиска жертвы в прицел снайперской винтовки. Лишь двое прохожих случайно столкнулись на скользком тротуаре, занесенном снегом. Один извинился за причиненные неудобства и заспешил своей дорогой, а другой как-то импульсивно изогнулся и прислонился спиной к холодной стене дома, скрывая от редких прохожих небольшую рукоятку длинного шила, тонкое острие которого остановило мятежное сердце.

Наверняка у подвыпившего мужичка, неловко присевшего в сугроб у чужого подъезда, скоро обчистят карманы, а следователь, увидев справку о недавнем освобождении, не будет напрягаться и спишет всё на разборки между бомжами. Дело полежит какое-то время под пыльными папками, пока его не «пришьют» какому-нибудь бедолаге, который сознается и в этом, лишь бы его побыстрее забрали из холодного подвала, который метель никогда не обходила стороной. У каждого своя работа. И только однажды вечером в одном из питейных заведений столицы, стилизованной под купеческий трактир, сурового вида мужчина опрокинет стакан белого вина господина Смирнова со странными словами: – Ну, не поминай лихом, маляр.

Коньяк на исходе дня удивительно хорош не потому, что только в это время можно полюбоваться его оттенками в лучах заходящего солнца, впитывая в себя мелкими глоточками его тепло и представляя всю непростую жизнь этого янтарного напитка. Начиная от любопытства в жаркой юности на виноградниках, тревоги при соприкосновении с шершавыми ладонями сборщиков, стрессе под безжалостным прессом и долгими годами раздумий в темноте подвалов, когда редкие встречи с мастерами ограничивались лишь однообразными вопросами о здоровье, а, возможно, потому, что в конце рабочей недели, остановившись после вечных проблем и суеты, внезапно ощущаешь пустоту в душе и потребность чего-то значимого, ради чего стоит жить, и нужен кто-то умный и чуткий, кому можно будет, не стыдясь, попытаться выразить неясные мысли о главном.

С годами друзей становится все меньше, а накопившиеся проблемы разделяют оставшихся все больше. Это молодость объединяла нас жаждой познания и радости, оставив приятные воспоминания о тех счастливых днях, когда чистая, томящаяся в одиночестве душа рвалась навстречу открытиям и приключениям, а все события с восторгом ложились на белый лист памяти нашего сердца. Постепенно мы начинали различать разнообразные оттенки поступков и событий, незаметно для себя подчищая незримым ластиком первые неровные строчки этих записей, возвращаясь в потаенные уголки нашей памяти, когда душа требовала покоя и умиротворения. Шло время, и записей становилось все больше; бывало и так, что однажды мы безжалостно вырывали целые страницы, пытаясь выщипать даже мелкие обрывки, но они, как занозы, торчали из переплета, то и дело, напоминая о себе незримыми, но очень чувствительными уколами, причем самые болезненные доставались нам от самых близких. Наверное, поэтому большинство из нас общительны в молодости и так одиноки на склоне лет. Счастлив встретивший родственную душу и обретший с ней покой, ибо она все простит и, если нужно, чужие грехи возьмёт на себя, все прочие остаются один на один со своей книгой памяти. Прошлого не изменить, даже если в ожесточении протереть до дыр ненавистные строчки – всё равно сквозь них будет зиять чернота, можно лишь уговорить себя не смотреть в ее темные уголки или научиться читать через строчки.