Ключ от стального сердца - стр. 19
– Все нормально. Мне снились… акулы. Ты ведь в курсе, что я их боюсь. Не надо мне никуда! Видал я твоих специалистов!
Мысленно я, конечно, выразился пожестче.
– Не груби! Если не доверяешь традиционной медицине, пойдем к знающим людям. Есть прекрасные парапсихологи, работающие с подсознанием. У меня связи, я ерунду какую-нибудь не предложу!
– Мам, это все джетлаг*. Успокойся. Иди спать.
(*– синдром смены часового пояса)
– Я теперь не смогу заснуть. Придется накачаться кофе. И какого черта, Макс, ты запираешь дверь? Что тебе скрывать от собственной матери? Просто типичный подростковый максимализм.
Мать ушла на кухню, шаркая ногами в комнатных тапочках.
Я сжал голову руками. Неужели все сначала? Эй, алё! Вселенная, ты решила, что мне мало? Я и так не могу нырять – теперь мне еще вернуться на два года назад?
Март. Мне срочно нужен Димон.
Мать упрыгала куда-то, то ли по делам, то ли по подружкам, которых она еще не удостоила великой чести подробного рассказа о своей нереально крутой жизни на Тае. Я принял душ, уселся напротив ноута и приготовил себе кружку кофе.
Марченко обещал позвонить по видеосвязи, как только поможет тете Вике с вареньем. В ожидании звонка я принялся с отвращением осматривать кухню. Я и забыл, как мерзостно-минималистично в нашей Мергелевской квартире. Белые стены, какие-то абстракции в рамках расставлены вдоль стен прямо на полу (Не спорь, Макс, это современный тренд, ты ничего не понимаешь в стиле), отсутствие… ну, не знаю… хотя бы каких-то элементарных меморабилий*.
(* – памятная вещь).
Раньше у бабушки (там, где сейчас косой белый стеллаж, на который и книгу-то поставить невозможно) была полка с вазочками и фарфоровыми статуэтками. Каждую неделю мы с бабушкой «купали» фарфор в железном ведерке, очищая его от вездесущей цементной пыли, протирали и ставили на место.
Бабушка хвалила меня за то, что я выучил, как расставлять фигурки по своим местам: девочка с барашком – рядом с гордым глухарем, мальчик на коньках – за длинноногим жеребенком. Я был очень горд. Знал каждую статуэтку в лицо. Особенно мне нравились сцены из охотничьей жизни: охотники и их собачки. Гончие то они шли по следу, то держали в зубах уток или кроликов. У каждой было имя. Мама все продала через приложение на ай-фоне. Еще удивлялась, что нашлись люди, которым нравится подобная безвкусица.
Ноут ожил. Март, потный, всклокоченный, тяжело дышал:
– Ну и жара! А потом – бац! Резкое похолодание!
– И как всегда норд-ост, – я вежливо поддержал вступительную беседу.
Но светски рассусоливаться было не в обычае Димки. Если он заговорил про погоду, значит, на данный момент его действительно интересовала погода. А еще его всегда интересовало мое состояние. Он чувствовал личную ответственность, еще с тех самых пор, с девятого класса.