Ключ - стр. 36
Отец пропавшей девочки обещал предупредить свою жену, что к ней приедет не полицейский и не следователь, а сыщик особого рода (и Матвей ничего не мог поделать с тем, что его упорно именовали сыщиком). Его ждали.
Во двор дома он въехать не сумел: путь преграждал шлагбаум, поэтому пришлось оставить машину ближе к проезжей части и дойти до подъезда пешком. Дом был небольшой, на каждом этаже всего по паре квартир, и подъездов всего три. Фасад здания переливался бежевым и коричневым, изгибаясь, как вымытая прибоем скала, и как-то сразу становилось понятно, что квартира здесь стоит немалых денег. На лестничных клетках с дорогой плиткой цвели и колосились разнообразные растения. Матвей только фыркнул про себя, вспоминая многочисленные подъезды людских домов, где ему приходилось бывать: жители и прохожие нередко путали их с курилками и общественным туалетом. Ну вот чего им не хватает, чтобы тоже устроить вместо помойки садик?
На этом месте Матвей, поднимавшийся по благоухающей лестнице, остановился и даже стукнул ладонью по полированным перилам. Ему надоело ловить себя на противопоставлении людей и кромешников, причем он то восхвалял, то критиковал и тех, и других. А все его проклятое положение «между», когда он всюду чужой. Кончится это когда-нибудь или нет? Он даже завидовал людям, не догадывавшимся о том, что рядом с ними живут существа иного рода, и считавшим их не более чем сказочными персонажами. На кромешников, которых вели суровые правила, он смотрел без зависти и без сочувствия: свободного выбора их никто не лишал, кто виноват, что чаще всего они подчинялись этим правилам и наступали на горло собственной песне, чтобы получать от жизни все блага?
Он сосредоточился на дыхании: вдох – длинный выдох. Не стоит чересчур сердиться на себя. Матвей точно знал, из-за чего волнуется сейчас на самом деле: ему предстоит разговор с женщиной, которая с ума сходит от тревоги за ребенка, и страшно дать ей ложную надежду. А еще в душе шевелилось поганое любопытство: как выглядит человеческая женщина, которую не оставил кромешник? Чем смогла удержать его на десять долгих лет? Чем она отличается от его собственной матери, которую Анатолий бросил гораздо быстрее?
Вот еще несколько ступенек, а он уже весь взмок, будто поднимался на вершину небоскреба. Это нахлынул привычный стыд. Теперь он, прихватив Матвея за шею, шепнул: ты опять думаешь, что мать виновата во всем сама, раз существуют женщины, которым под силу удержать даже кромешника? Опять предаешь маму, которая всю жизнь отдала тебе, ради того, кому до тебя нет дела. Ведешься на пустой блеск – и сейчас пытаешься выслужиться.