Ключ - стр. 3
Газ не погас. Шкурка осела шалашиком и на глазах стала съеживаться, а огонь обнимал ее со всех сторон. Пламя вскинулось к потолку. Денис отступил на шаг, не сводя глаз с чарующего зрелища. Запахло жженым мясом. Кожа стала алой, полетели искры. Одна ужалила его в щеку. Повалил черный дым.
«Форточку надо было открыть», – подумал Денис отстраненно.
– Что…? – раздалось от входной двери.
Послышался шум, будто что-то упало, и Денис повернул голову: не Васька ли грохнулась в обморок. Но она была сильной, его жена. Она отшвырнула сумку и прямо на шпильках влетела на кухню. Сунула руки в огонь, но вытащила только горящие ошметки. Они посыпались на пол, продолжая пылать.
– Ты так пожар устроишь, – заметил Денис, сложил руки ковшиком и плеснул под ноги ледяной воды.
От неожиданности Василиса подскочила на месте.
– Что ты наделал? – закричала она.
– Ты…
Все заготовленные формулировки испарились у него из головы. Что он мог ей сказать? На ее лице было написано совершенное отчаяние. И при этом она была неописуемо прекрасна. Глаза горели, словно два маяка. Васька искрила, как атомная электростанция. Впрочем, атомные электростанции ведь не искрят? Ну ладно, генерировала мощное поле энергии, от которого каждый волосок на теле Дениса встал дыбом.
– Вась, ты такая красивая, – пробормотал он. – Ну ее, кожу эту, давай мы про нее забудем просто и…
– Что ты наделал? – закричала она в полный голос, и его едва не сшибло с ног.
Он оперся о раковину. Вода все еще лилась, кухню заполнял черный дым.
Денис опустил взгляд. Обгоревшие куски кожи плыли в луже, разлившейся по итальянской плитке. Его затошнило. Василиса топнула ногой.
– Осторожно, скользко, – сказал он автоматически. – Вась, я тебя люблю. Ты красивая такая. Талантливая. Яркая. Тебе эта кожа…
– Это Я! Понимаешь, это Я! Я! Я! Я такая, я вот такая, это я, это я, это я! Ты не принимаешь, ты не принял меня, ты меня уничтожил!
– Вась, нет, это не ты. – Денис протянул к ней руки. – Ты вот передо мной стоишь, невредимая, я бы никогда… я пальцем тебя не… я же тебя люблю и хочу, чтобы ты сама себя принимала, а ты на самом деле красавица, я-то знаю, и пироги, и вообще…
Да что же это такое, слова не шли, будто он разучился говорить по-русски. Лепечет, словно малый ребенок. Васька смотрела на него с отвращением, с презрением, с испугом, как будто он и правда осмелился ее ударить. Он схватил ее за плечо, обтянутое нежным шелком. Она вырвалась.
– Вась, это не ты, – сказал он отчетливо. – Ну не ты это, поверь. Это просто лягушачья шкура, какие-то воспоминания молодости, я не знаю, откуда у тебя это, но оно тебе не нужно. У нас с тобой семья. Я тебя знаю, принимаю, люблю. Давай ты тоже себя начнешь уважать и любить? Тебя же все уважают, ценят тебя, что тебе еще надо, зачем тебе прятаться? Шкура мерзкая, уж прости, но она мерзкая, она тебе совсем не подходит!