Клятва - стр. 24

Но я не была похожа на других.

Я была единственной.

Такая свобода являлась элементом привлекательности подпольных клубов, мест, где класс не имел значения, где социальные границы размывались. Военные сидели здесь рядом с людьми в розыске, с выродками и отбросами общества, притворяясь хотя бы ненадолго, что они друзья. Что они равны. И дочь торговцев могла забыть о своей доле.

Это все, о чем я мечтала.

Но я была прагматиком. Я не грезила о другой жизни, не думала о том, как избежать ограничений своего класса, поскольку сделать это было невозможно. Я та, кто я есть, и ничто этого не изменит. Такие места, как «Добыча», – всего лишь притворство, ночная передышка.

Отойдя от перил, я окунулась в море тел, замечая окружающие цвета. Я всегда обращала на них внимание. В клубе можно было не носить одежду практичных, тусклых оттенков коричневого, черного и серого. Здесь, где разделения на классы не существовало, цвета обретали материальность. Одежда, временная краска для волос, помада и лак для ногтей сияли переливающимися оттенками изумрудного, алого и сливового. В этих стенах даже темно-синие и черные цвета казались более глубокими и насыщенными.

Бруклин в мерцающем золотом платье, которое блестело в свете вспыхивающих ламп, открывая ее крепкие ноги, отлично сюда вписывалась. Я же была одета в свое обычное серо-коричневое льняное платье, спускавшееся ниже колен.

Я смотрела на окружающих меня людей. В основном это были такие же, как мы, несовершеннолетние. Молодые, энергичные, не имеющие отдушины в реальной жизни. Они – мы, поправила я себя, пусть даже мое платье было тусклым и унылым, – создавали причудливую человеческую радугу.

Я протиснулась к подмосткам, возвышавшимся над танцполом, где едва одетые девушки разогревали толпу. Их тела и движения поистине завораживали. Они должны были развлекать нас весь вечер.

Я обратила внимание на одну танцовщицу: движения ее бедер идеально соответствовали пульсирующим ритмам песни. На нее падал голубой свет прожектора, из-за чего казалось, будто ее кожа светится неестественным оттенком сапфирового. Из тонкого ремешка, охватывающего ее шею, тянулись бусы, доходя до пояса, который свободно охватывал бедра. Когда она покачивалась, бусины ударялись друг о друга, сдвигались, перемещались и расходились вновь. Как и у остальных танцовщиц на платформах, бусы почти ничего не закрывали, но в этом и состоял смысл.

Ее длинные ноги, изящные и гибкие, будто предназначались для выступления в такой манере. Возможно, она действительно этому училась. Жизнь изгоев не была похожа на жизнь всех остальных: они выполняли работу, считавшуюся непрестижной для тех, кто входил в систему классов.