Кляпа. Полная версия - стр. 74
– А я не уговариваю. Просто делюсь мыслями. Вот тебе мысль номер два: психоанализ утверждает, что сексуальная реализация с объектом травмы – один из надёжных способов переписать сценарий. Хочешь – проверь. Хочешь – игнорируй. Но рано или поздно ты поймёшь, что это не падение, а терапия.
– Терапия? – прошипела Валя, запихивая палочку в мусорку. – Ты серьёзно?
– Абсолютно. Причём, между прочим, подтвержденная исследованиями. Я вчера читала. Ну ладно, пролистывала. В любом случае – в каком—то издании про психологию была статья. Или на «Пикабу». Это сейчас не важно.
С каждым днём Кляпа становилась всё изобретательнее. Утром она начинала с мягкого «а что, если бы…», днём – сравнивала это с работой над собой, а вечером переходила к тяжёлой артиллерии: напоминаниям о школьных подножках, испорченных сочинениях, той самой контрольной, когда Валю публично высмеяли из—за пятна на кофте.
– Ты помнишь, как он смеялся? С перекошенным лицом, как будто ему кто—то рассказал анекдот про туалетную бумагу и маргарин. А теперь представь: он будет стоять перед тобой, весь такой мощный, уверенный… и вдруг – бац! Ты – богиня, он – ковер. Ну, или коверолог, если тебе так спокойнее.
Сопротивление Вали менялось по часам. Сначала она вступала в споры. Потом ограничивалась сухим «нет». Через неделю – просто молчала. Но глаза выдавали: идея прорастала. Она росла где—то на тёмной почве её самооценки, покрытой мхом из недосказанных обид и школьных комплексов.
– Представь, – шептала Кляпа в утреннем транспорте, когда вокруг стояли такие же, как Валя, уставшие женщины с потухшими глазами, – ты заходишь в кафе. Он встаёт, смотрит на тебя, как на гостью из глянцевого журнала. А ты – такая сдержанная. Чуть—чуть улыбаешься. Говоришь: «Привет, Андрей». И всё. Он твой. Это не просто кофе. Это акт психологического выравнивания.
– Это мерзко.
– Это справедливо. Ты возвращаешь себе силу. Через кружевное бельё и уверенную походку. Мы не мстим, Валя. Мы лечим. Мы строим мосты. Ну, точнее, мостики. Из чулок и помады.
Валентина больше не возражала. Она начала думать. А потом – представлять. Не слишком всерьёз. Пока. Но каждый раз, когда в голове всплывало лицо Гриневича, уже не с ухмылкой девятиклассника, а взрослое, чуть уставшее, с тенями под глазами и новой уязвимостью, – она вздрагивала. И не только от злости.
– Ты боишься, что тебе понравится, – однажды сказала Кляпа с почти материнским теплом. – И правильно боишься. Потому что это будет момент, когда ты поймёшь, что давно могла быть сильной. Ты просто слишком долго притворялась серой.