Кляпа. Полная версия - стр. 53
Кляпа немедленно отозвалась, с наслаждением:
– Великолепно. Начали с музыки, продолжили свечами, перешли к черепно—мозговой травме. Если так пойдёт, свидание закончится диагнозом и компенсацией. Дай знать, когда будет спецпредложение с гипсом и объяснительной в травмпункте.
Валентина молча держалась за плечо. Боль была не резкая, но тяжёлая – как будто в это место засыпали все её прошлые свидания, переписки, попытки что—то почувствовать и моментально пожалеть. Она сидела, не зная, что сейчас уместнее: плакать, смеяться или вызвать санитаров. Смотрела на Пашу, ожидая… даже не извинения, а какого—то подтверждения, что он всё это видит. Что он понимает, насколько всё пошло не так.
Но Паша вдруг хихикнул. Нерешительно, поначалу чуть испуганно. А потом хохотнул. И ещё раз. И ещё. Его смех был простым, человеческим, без издёвки – скорее как у человека, который понял, что дальше может быть только хуже, и с этим надо как—то жить.
Валентина сначала просто моргнула. Потом губы подёрнулись. И, прежде чем она успела остановить себя, с её рта сорвался смешок. Ещё один. А потом – смех, настоящий, дикий, нервный, с оттенком ужаса и облегчения одновременно. Смех шёл волнами, как будто тело наконец выдохнуло всё накопившееся за последние три дня, недели, месяцы… за всю жизнь.
Она смеялась, согнувшись, с рукой на больном плече, с глазами в слезах. А Паша смотрел на неё, словно не знал, как ему быть: то ли тоже смеяться, то ли звать маму, то ли предложить лёд.
Кляпа довольно заметила:
– Этап истерического сближения – пройден. Остались шутки на тему позы для оказания первой помощи. Рекомендую – «спина к спине, ноги к потолку».
Валентина отмахнулась, вытирая уголки глаз и пытаясь успокоиться. Взгляд упал на книгу, лежавшую на полу. Корешок торчал наружу, как язык изо рта выдохшейся идеи. Название – «Всё, что нужно знать о скорости и безопасности».
Кляпа хихикнула:
– Иронично, правда? Мы тут – на курсе молодого бойца по безопасному сексу, с учебником в качестве холодного оружия.
Валентина выдохнула, впервые за весь вечер – не нервно, не сдержанно, а по—настоящему. Воздух показался легче. Или просто она уже привыкла.
Кухня была примерно такого же размера, как коробка от обуви, в которой хранили не только ботинки, но и все старые чувства. Валентина села на табурет – он качнулся, как будто задумался, выдержит ли. Напротив тускло светила лампа с абажуром, когда—то, возможно, бежевым, а теперь – жирно—серым с намёками на биографию жильца.
Стол покрывала клеёнка с пятнами, напоминающими карты стран, которых больше не существует. Где—то была Суданская капля кетчупа, в другом углу – Папуа—Новая—Гусятина, выведенная из горчицы. Всё это живописно усыпали крошки – свежие, позавчерашние и, судя по плотности, исторические.