Клон моей жены - стр. 3
Я резко вынул член и снова вошел, ощутив прилив сил, уверенности и какой-то чисто животной ярости. Повторив, я начал медленно двигаться, отчего кожа на моем половом органе ерзала туда и сюда. Мне казалось, что это с меня снимают кожу, я меняюсь и становлюсь абсолютно другим. Я вошел в эту комнату юношей, а выйду не просто мужчиной. Все в моей личности с того самого памятного дня будет завершено. И ничего не изменится более…
Самка попискивала. Я наращивал темп, все сильнее и резче шлепая по ее мокрой от соков дырочке. Она немного расширилась, но все равно надо было прикладывать усилие, чтобы вклиниться в нее. Я прошелся взглядом по ее чуть тронутой загаром спине, задержался на выпирающих лопатках, милых и напряженных от моих толчков. Рассмотрел блестящие прямые гладкие пряди волос, упавших в тот момент ей на лицо. Она склонила голову и мученически выдерживала то испытание, которому я ее подвергал. Мне понравилось это ее мужество. Я не знал, как делают другие, не знал, как надо делать и как будет правильно. Для нас таких понятий не существовало. Пара создавалась единожды, предварительно пройдя моральную и информационную подготовку. Была всегда истинной, другого не дано. Государство обо всем подумало, всех исследовало.
И когда я изо всех сил инстинктивно прижал ее бедра к себе, застонав, будто от боли, но совсем не от нее, а от внезапного, хлынувшего на меня удовольствия, и мои чресла, наконец, освободились от того самого ощущения тяжести, когда я почувствовал, что значит излить свое семя, когда мой разум в одну секунду просветлел, а мне захотелось уйти, я понял одно – спаривание освободило мою душу. Отступив на шаг назад, еще раз внимательно осмотрел место свершенного процесса. Еще совсем недавно нежно-розовые складочки, стали красными. Кровь была размазана по гениталиям и попке самки. Зачем случилось так? Зачем эта идеальная красота превратилась в поле сражения?..
– Я закончил… – хрипло отозвался я. – Ты можешь встать…
Когда она с трудом попыталась сесть, удерживая свое тело на вытянутых руках, когда тонкие пальцы вцепились в белоснежный край кровати, когда я увидел, что щеки ее мокрые от слез, а из груди то и дело вырываются сдерживаемые всхлипывания, я потерял дар речи. Она втягивала голову в худенькие плечи и совсем на меня не смотрела. Все ее тело напоминало в тот момент напряженный и наэлектризованный комок. Он принадлежал мне. Я был ответственен за всю ту боль, которую ей пришлось пережить и которую я не заметил, чутко вслушиваясь только в свои ощущения. Боль, которую она мне не простит никогда…