Клиника одиночества - стр. 13
– Владимир Федорович, но вы же сами призывали меня ориентироваться на аудиторию! – буркнула Люба обиженно.
Ей самой новый синопсис, хоть она писала его, что лукавить, не от души, казался вершиной конъюнктурного мастерства.
Редактор азартно потушил окурок в тяжелой хрустальной пепельнице и многозначительно поднял указательный палец:
– Ориентироваться, голубушка, можно по-разному! Можно представить себе усталую женщину и подумать: что бы она хотела увидеть по телевизору, как ты своим творчеством могла бы ей помочь, чем приободрить? А можно прочитать или посмотреть то, что предлагает нам сейчас массовая культура, и решить – а, пипл хавает, и ладно! Раз им такое фуфло нужно, я тоже так могу! И добавить свой маленький экскрементик к тому потоку, что льется на нас с экранов.
Мистер Хайд уверенно овладел личностью редактора. Скромно потупившись, Люба, несмотря на неаппетитную реплику Владимира Федоровича, сделала новый бутерброд. Пусть он говорит гадости, но варенье просто изумительное.
– Люба, милая моя девочка, я хотел бы уберечь твой талант от профанации!
Раньше он никогда не упоминал о наличии у нее таланта. Хочет подсластить пилюлю или проговорился? Она покосилась на Владимира Федоровича, но тот уже на всех парах несся дальше, обличая масскульт.
– Сейчас почему-то доктрина такая – чем примитивнее, тем лучше! Ориентируются на дебилов, а ведь самая большая ошибка во всех видах человеческой деятельности, хоть в торговле, хоть в любви, хоть в войне, – это считать противную сторону глупее себя. Разве у нас страна населена одними дураками, которые приходят в восторг от той пошлости, которую мы издаем и экранизируем?
– Зря вы так. В последние годы появилось много хорошего…
Редактор пожал плечами: мол, дай Бог, если так.
– Да, много, – продолжила Люба несколько увереннее, – и фильмов, и книг. Я свои, конечно, не имею в виду.
Владимир Федорович печально покачал головой:
– Видишь ли, Любочка, настоящее искусство, оно всегда неудобно. Всегда горько. Настоящие произведения искусства побуждают человека каяться, сожалеть о своих дурных поступках и побуждать к поступкам хорошим. А народ уже привык, что культура несет ему только отдых и развлечение. Почему, например, никто не любит роман «Как закалялась сталь», очень неплохую, кстати, книжку? Большей частью потому, что трудно принять мысль – ты никогда не станешь таким, как Корчагин, хотя и нужно быть таким, как он. Люди говорят – у меня и так полно проблем, буду я еще раздумывать над серьезной литературой, лучше отдохну с детективом! Не понимают, что в трудной жизненной ситуации тот же Николай Островский станет им гораздо более крепкой опорой, чем какой-нибудь детектив. Фраза «Умей жить, когда жизнь становится невыносимой» принадлежит, кстати, именно Островскому.