Клеопатра. Любовь на крови - стр. 21
«Величайшим наслаждением, – утверждал Плутарх, – было слышать ее голос, звучавший, словно многострунная арфа, когда она легко переходила с одного языка на другой; племена, для общения с которыми она нуждалась в переводчике, можно было пересчитать по пальцам; с послами большинства государств она говорила сама».
Древнеримский историк считал именно голос и умение вести беседу главными секретами очарования Клеопатры. «Ее прелесть не была столь совершенной и несравненной, чтобы сражать мужчин с первого взгляда», но при этом «тот, кто оказывался рядом с царицей и вступал с ней в беседу, уже не мог противостоять ее чарам». И в общем Плутарх придерживался мнения, что Клеопатра сразу же ловко очаровала и полностью подчинила себе сурового римского воина. «По мнению Плутарха, неукротимый воин оказался беспомощным перед чарами двадцатилетней девчонки, – иронизирует Шифф. – Беднягу в два счета обвели вокруг пальца: Аполлодор пришел, Цезарь увидел, Клеопатра победила».
Дион Кассий создавал свои исторические труды позже, чем Плутарх, и придерживался того же мнения: молодая властительница обладала такой способностью очаровывать мужчин, что Цезарь мгновенно превратился в ее покорного раба, едва «увидев ее и услышав ее слова». Хотя Дион не преминул заметить, что для этого особых усилий не требовалось – слишком уж римский победитель любил женщин. Именно Диону принадлежит версия о Клеопатре, явившейся из мешка «во всем блеске царственного величия, сдержанной и смиренной».
Но на самом деле в этой истории хватало и иных побуждений кроме сексуальных. А Цезарь ясно представлял, каково приходится беглецу, – он и сам в юности был таким. «Вышло так, что совершенно естественное решение защитить Клеопатру определило дальнейшую судьбу полководца, – резюмирует Стейси Шифф. – Когда они встретились, Клеопатра боролась за жизнь; вскоре им пришлось бороться уже вдвоем. Всего через несколько месяцев Цезарю предстояло столкнуться с по-настоящему достойным противником, узнать все прелести тотальной войны и оказаться осажденным в чужом городе войском, вдвое превосходящим его собственные силы».
При всем этом вряд ли будет оправданным говорить об отношениях Цезаря и Клеопатры как о любви в романтическом понимании – всепоглощающей страсти, полностью определяющей каждый поступок и каждую мысль главных действующих лиц. Скорее уж сугубо современное представление о взаимовыгодном партнерстве, украшенном приятными бонусами. «Цезарь к числу своих прочих авантюр прибавил еще одно, лестное для славы соблазнителя приключение, которое соответствовало его безумной мечте об абсолютной власти, о царской пышности, его склонности к великим традициям и пристрастию к легендарным временам, когда боги вмешивались в дела человека, – пишет исследователь Пьер Декс. – Клеопатра же осознала, что ею увлекся повелитель вселенной, равный едва ли не Александру Македонскому, от которого ее предки получили некогда престол. Это дало ей возможность разорвать путы кровосмесительных браков. Она завоевала сердце величайшего полководца».