Клаудиа, или Загадка русской души. Книга вторая - стр. 83
– Нет, нет, виконт. Об этом тоже не может быть и речи. Больше никогда ничего не говорите мне об эвакуации.
– Хорошо, хорошо, больше ни слова. Но… – в этот момент взгляд виконта упал на русского, который возился во дворе с Нардо и Бетуньей. Они учили медвежонка плясать диковинный русский танец с притопываниями и приседаниями. Тихий смех маленького маркиза звучал, словно надтреснутый тонкий колокольчик, и Ламбер даже на миг засомневался, не плач ли это. Стромилов, сразу же почувствовав на себе взгляд виконта, перестал смеяться и увел ребенка и медведя в другой угол сада. – Но этого русского пленного вы зря держите около себя, – вдруг выдохнул юноша.
– Что такое, виконт? – вспыхнула Клаудиа.
– Ваше сиятельство, вы еще не знаете этих коварных азиатов! – с жаром воскликнул Ламбер, уже немало насмотревшийся на поджигателей, а наслушавшийся и того больше. – Он уже вполне здоров, особенно для военного времени, так что пора передать его по команде. Распорядитесь, графиня, и я…
– Перестаньте, виконт, он благородный человек. Он не воспользуется моей слабостью и… не сбежит.
– Вы забываете, ваша светлость, что имеете дело не с французом, даже не с итальянцем, а… с азиатом! Конечно же, теперь его побег ничего не изменит, но… – тут виконт запнулся, однако затем, смело взглянув в глаза Клаудии, решительно продолжил. – Дом подожжет или, не дай Бог, с маленьким маркизом…
– Ах, оставьте, виконт. Все эти подозрения не делают вам чести. За Стромилова я могу перед вами поручиться, он настоящий русский дворянин, а они, насколько я успела узнать их, чужды подлости и неблагодарности. – Ламбер, перед глазами которого вдруг вновь встала увиденная вместе с неаполитанским ротмистром сцена, уже хотел было возразить, что она глубоко заблуждается, и рассказать всю известную ему истину о русских, но Клаудиа твердо закончила. – И об этом мы больше не будем с вами говорить, виконт – иначе я просто рассержусь на вас.
Виконт промолчал и, сам не желая того, покраснел до ушей. Клаудиа, несмотря на всю печаль своего положения, даже улыбнулась: разумеется, мальчик ревнует ее.
– Я понимаю. В этом аду все невольно начинают терять понятия о чести, виконт. Но, надеюсь, к вам это не относится, и чувство соблюдения человеческого достоинства по отношению к пленному не оставит вас ни при каких обстоятельствах… тем более, тех, которые вам только мерещатся.
Ламбер благодарно вскинул глаза и заторопился обратно в полк. В неспокойном городе надолго покидать свои части категорически запрещалось, поскольку, во-первых, в Москве в одиночку гуляющие солдаты наутро все чаще не возвращались в части, а, во-вторых, и просто соблазнов для нарушения дисциплины существовало немало. А без дисциплины, как известно, нет армии. Виконт же, только недавно столь неожиданно взлетевший по службе и даже получивший крестик на бело-сине-красной ленточке за Можайскую битву, очень хотел и дальше не ударять лицом в грязь.