Клаудиа, или Загадка русской души. Книга вторая - стр. 32
Через час Фавр вернулся, неся за спиной небольшой мешок.
– Ну, рядовой Харандилья, приготовьтесь. Хорошо командовать умеет тот, кто умеет хорошо подчиняться. Второе вы уже более менее доказали, теперь можно приступать и к первому. И помнить мои заветы: не обижать, кормить, строго следить!
Глазенки Нардо загорелись от гордости.
– Рад стараться! – вытянулся он.
Тут Гастон жестом фокусника снял с плеча мешок, развязал веревку и вытащил за шкирку приличного размера коричневого зверька. Зверек шипел и скалился, показывая розовое небо и мелкие зубки.
Нардо ахнул и прижал зверька к груди, а тот, тут же найдя бахрому на курточке мальчика, принялся жадно сосать ее.
– Ишь, голодный! – Фавр разжевал сухой бисквит и выплюнул кашицу на ладонь. – Ешь, дурень.
– Кто это? – все еще не веря своему счастью, спросил Нардо.
– Как кто? – Настоящий медвежонок, вот кто. Их тут много по деревням держат, для продажи. Мать убьют, а кутят потом продают на забаву.
Нардо снова схватил медвежонка.
– У него нет мамы, бедный! Моя мама будет его мамой, да, Гастон? Я назову его Бетунья, ладно?
И с этого дня старый капрал получил возможность участвовать во все учащающихся стычках с русским арьергардом.
Глава третья. Капитан Стромилов
Русские оказались гораздо лучшими воинами, чем это представлялось поначалу. Несколько жестоких стычек стоили французам немалого количества людей не только убитыми, но и взятыми в плен. А вот русские в плен почему-то практически не попадали, несмотря на все непрекращающееся повсеместное и постоянное отступление их армий.
– Почему у нас до сих пор нет пленных? – начинал французский император ежедневный допрос всех маршалов, которых встречал поутру. – Мы уже не раз вступали с русскими в дело, они даже взяли в плен генерала Сен-Женье и множество солдат, а у нас вообще никаких пленных до сих пор нет. Так мы никогда ничего не узнаем о планах русских и их передвижениях.
И из императорской палатки это возмущение, подобно горной лавине, сходило вниз, повторяясь на разные лады маршалами, генералами, штаб и обер-офицерами, растекаясь возмущенной рекой среди тысяч рядовых каким-то болезненным требованием: пленных, пленных, пленных!
Но вот, наконец, в небольшой стычке под Игуменом в плен попал казак, под которым во время боя была убита лошадь. Оживлению императора не было предела, и он решил допросить казака лично.
Как всегда, сев на стул и вытянув левую ногу на барабан, Наполеон знаком приказал свите отойти подальше, а казаку, с обеих сторон конвоируемому гренадерами Старой гвардии – подойти поближе. Казак был смуглый, темный, словно изжаренный на солнце мужичонка, не больше пяти футов ростом, но с живыми глазами и открытым неглупым лицом. На вид ему можно было дать лет тридцать-тридцать пять. Казак явно был страшно огорчен потерей лошади и до всего остального ему, казалось, не было теперь дела.