Кирпич - стр. 55

– Ну чего уставился? недовольно буркнул следователь. Все. Расписывайся. Дело закрыто. Иди домой.

Я почувствовал, как у меня подгибаются ноги, и опустился на краешек стула.

– Чего уселся? рассердился следователь. Подписывай, говорю, и вали отсюдова.

Я расписался негнущимися пальцами там, где мне указал следка, и с трудом поднялся.

– Что теперь? спрашиваю.

– Иди.

– Совсем?

– Ну да, заулыбался он. Или хочешь остаться?

– Нет.

– Ну и иди давай. Не мешай работать. Возьми вон постановление и катись.

Я взял бумажку с синей печатью, сунул ее себе во внутренний карман и пошел вон.

До Зеленого базара оттуда рукой подать. Я пробирался туда, как вор, прячущий у себя за пазухой украденную вещь. Я все боялся, что выроню эту бесценную для меня бумажку или еще как-то потеряю ее по дороге.

На базаре я нашел какой-то комок, в котором стоял ксерокс, и с ходу сделал с оригинала пятьдесят копий. И тут же рассовал их по всем карманам. На всякий случай. Если вдруг потеряю одну, то у меня останется еще сорок девять. И я смогу доказать, что я свободен. Что я восстановлен во всех своих правах. Что они все это время ошибались. Что они наконец то разобрались.

Словом…

Это была моя охранная грамота. Мое железное алиби. Мой непробиваемый бронежилет.

Все-таки интересно человек устроен. Я в тот момент не думал, что эта бумажка наверняка прошла множество инстанций, собрала множество подписей и наверняка над ней долго пыхтели, прежде чем дать ей ход. А значит, везде сохранились свой оригинал и копия. Но мне нужна была Моя копия и Мой личный оригинал.

И еще мне нужна была встреча с Алтынбеком. Все-таки он знал больше всех и мог бы мне наконец объяснить, почему они все спрыгнули, когда меня «закатывали в асфальт».

Алтынбек долго избегал встречи. Под разными предлогами. Потом мы наконец встретились. В Астане.

Я прилетел туда. Разговор длился не больше минуты. На улице. Перед зданием министерств.

Я был плохим директором. Во первых, я не знал правил игры. Во вторых, я вел себя нестандартно. То есть непонятно. Не носил никому конвентов, не дарил никому дорогих подарков, не угождал агашкам, не разливался сладким елеем на высоких приемах.

По ровному счету, разговора не получилось. Он снова повторил, что я сам во всем виноват и что повел себя неправильно и что если бы я был умнее, то стал бы народным героем.

Но я не собирался становиться тут никаким героем. Я просто приехал к себе домой сделать что-нибудь нужное. И позвал меня он сам. Искал, нашел и уговорил. Хотя я его об этом не просил.

Короче, ничего внятного я от него тогда не услышал, и мы расстались, так и не попрощавшись.