Киппс - стр. 14
– А я знаю! – сказала она и чуть коснулась его локтя. – Дай-ка мне монету, Арти. Я знаю, где у папаши напильник.
Киппс вручил ей шестипенсовик, и они смолкли.
– Я это мигом, – сказала Энн.
Стоя рядышком, они разглядывали монетку, голова Киппса почти касалась щеки Энн. И вдруг что-то его толкнуло на следующий шаг в неведомую страну любви.
– Энн, – сказал он и судорожно глотнул, испуганный собственной храбростью, – я очень тебя люблю. Правда. Я все для тебя сделаю, Энн. Вот ей-богу!
Он совсем задохнулся и умолк. Энн не отвечала, но слушала с явным удовольствием. Он придвинулся совсем близко, коснулся ее плечом.
– Энн, я… ты…
И опять замолчал.
– Ну? – спросила Энн.
– Энн… можно я тебя поцелую?
Сказал – и сам испугался. Голос его прозвучал робко, внутри все похолодело, он уже и сам не верил в то, что говорил. Поистине Киппс был не из тех сердцеедов, что умеют повелевать.
Энн рассудила, что ей еще рано целоваться. Целоваться глупо, заявила она, а когда Киппс проявил запоздалую предприимчивость, отскочила подальше. Он заспорил. Стоя поодаль от нее – теперь их разделял чуть ли не ярд, – он убеждал ее: дай поцелую, ну что тебе стоит и что тебе за радость быть моей подружкой, если тебя и поцеловать нельзя…
Она повторила, что целоваться глупо. Между ними пробежал холодок, и они двинулись к дому. На сумеречную Главную улицу они вступили не то чтобы вместе, но и не врозь. Они так и не поцеловались, но все равно оба чувствовали себя виноватыми. На пороге лавки Киппс завидел внушительную фигуру дяди, невольно замедлил шаги, и расстояние между ним и Энн увеличилось. Окно над лавкой Порников было растворено – миссис Порник наслаждалась вечерней прохладой. Киппс прошествовал мимо с самым невинным видом. И чуть не уткнулся в пуговицы жилета на солидном дядюшкином брюшке.
– Откуда держишь путь, сынок?
– Я гулял, дядя.
– Неужто с отродьем Порника?
– С кем?
– Вон с той девчонкой. – И дядя ткнул трубкой в сторону Энн.
– Что вы, дядя! – нетвердым голосом возразил племянник.
– Шагай домой, парень. – Киппс-старший посторонился, глянул искоса на отворенное окно, а племянник неловко прошмыгнул мимо него и скрылся в темной глубине лавчонки.
Тревожно задребезжал колокольчик – дверь в лавку закрылась за Киппсом-старшим; он стал зажигать единственную керосиновую лампу, освещавшую лавку по вечерам. Дело это требовало осторожности и внимания, не то фитиль разом вспыхивал и начинал коптить. Несмотря на все предосторожности, это случалось часто. Гостиная, где сумерничала тетка, почему-то показалась Киппсу-младшему слишком людной, и он поплелся к себе наверх.