Кина не будет - стр. 11
Я пробился на приём к заместителю начальника ПУРа и спросил:
– За что вы запретили наш фильм?
И он спокойно ответил:
– За еврейский пацифизм.
– Разъясните, в чём он выражается?
– Нет, это вы разъясните, почему считаете, что на войне погибали лучшие?
– Потому что они вели за собой и были всегда впереди.
– А кто же, по-вашему, остался?
Я посмотрел на его кабинетно-верноподданное лицо и ответил:
– Посмотрите в зеркало!
И вышел из кабинета.
Было горько и больно: потрачено столько времени, и сил, и здоровья! И самое обидное: фильм даже в таком кастрированном виде всё равно многим нравился. Приведу цитату из интервью Глеба Стриженова, которое он дал через много лет, незадолго до смерти:
ЖУРНАЛИСТ: Вы снимались во многих фильмах – какой из них доставил вам самую большую радость?
ГЛЕБ: «Сорок минут до рассвета».
ЖУРНАЛИСТ: А какой – самое большое огорчение?
ГЛЕБ: «Сорок минут до рассвета».
На этом я заканчиваю своё вступление и предлагаю вам самим познакомиться с этим сценарием.
Сырая весенняя ночь. Быстро мчится курьерский поезд. В тамбуре купейного вагона с маленьким чемоданом в руке стоит Константин Метелёв, седеющий мужчина лет сорока. Поезд подходит к станции. Девушка-проводница с грохотом открывает вагонную дверь.
– К родным? – поворачивается она к Метелёву.
– Нет.
– Отдыхать?
Метелёв отрицательно качает головой.
– Значит, по делу, – заключает девушка. – А большой город Зареченск?
– Не знаю. Во время войны был просто «населённым пунктом».
Толчок. Поезд остановился. Станция. Мужской голос негромко поёт задушевную солдатскую песню:
На фоне песни идут титры. Переждав титры, паровоз даёт гудок и трогается. Поезд ушёл.
На пустынном перроне остался Метелёв.
Вот он уже у дверей небольшой гостиницы. Недовольный швейцар открывает не сразу. Заспанная дежурная спрашивает:
– Надолго?
– Не знаю, – отвечает приезжий. – Разбудите меня на рассвете.
Предрассветный сумрак. Пустыми улицами ещё не проснувшегося городка Метелёв выходит на окраину. Вот он у подножия холма, на вершине которого белеет маленький домик. Он что-то отыскивает по одному ему знакомым приметам. Кажется, нашел.
Он стоит у большого развесистого вяза. Закуривает и задумчиво рассматривает старую обвалившуюся траншею, заросшую высокой травой. Неожиданно его окликает далекий мужской голос:
– Костя!
Он закрывает глаза и улыбается. Другой голос зовёт его:
– Костя!
Он не отвечает. Тогда вслед за мужскими голосами его окликает женский голос: