Киммерийский закат - стр. 23
– Никакой не совет. Лично тебя я никогда не видел и не знаю, понял? Просто обалдуев этих гаркавых, коммуняк, печеночно ненавижу! Вдруг от тебя хоть какой-то вред им будет – все легче!
– Что-то я вас, бунтарь-одиночка, тоже не припоминаю, маз-зурка при свечах.
Убедившись, что речь пока что идет не о путче и не о его свержении, а всего лишь о введении в стране чрезвычайного положения, Русаков явно приободрился. Хотел бы он знать, кто именно сколотил эту компанию и направил сюда? А главное, зачем? Разве он как Президент в принципе не является сторонником введения чрезвычайного положения? Об этом прекрасно знает Лукашов; как знают и шеф Госбезопасности Корягин, вице-президент Ненашев, ну и, понятное дело, министр обороны Карелин. Тогда какого черта?! Впрочем, всему свое время…
– Вы, очевидно, не понимаете всей сложности ситуации, Владимир Андреевич, – вновь заговорил Вежинов. – Когда еще будет созван этот самый Верховный Совет, и что на нем решат! Тем более что депутаты от некоторых союзных республик попросту откажутся принимать участие в его работе.
– Прибалты, например; кавказцы… – процедил Цеханов.
– Зато это будет в рамках, так сказать, Конституции. А главное, на Верховном Совете мы сможем выслушать мнение тех товарищей, которые все же прибудут из большинства союзных республик. А вы же понимаете, как это важно сейчас, когда процесс демократизации всех институтов власти сверху донизу уже пошел… Ведь пошел же процесс, это уже очевидно для всех, в том числе и для противников перестройки, и даже для наших зарубежных товарищей. Процесс этот конечно же сложный, потому что этим путем мы идем первые…
Генсек-президент все говорил и говорил, казалось, он давно потерял ощущение реальности происходящего и закатил одну из тех «наезженных» речей, от которых многих его соратников, не говоря уже о простом народе, просто-таки мутило. С трудом выслышав весь это партноменклатурно-интеллигентский бред, главком – рослый, медведеподобный генерал, с головой, давно слившейся прямо с гороподобным, лишенным всякой армейской выправки туловищем – почти прорычал, словно пытался унять неуемную зубную боль.
Он уже вдоволь наслушался подобного суесловия, и всякое выступление «этого… из Кремля» на публике или по телевидению вызывало в нем какие-то, почти неосознанные приступы ярости, при которых генерал армии за себя попросту не ручался.
– Но ведь мы же упускаем время, – вновь принялся за свои уговоры секретарь ЦК, он же – «отпетый идеолог», как с удовольствием называл про себя главного идеолога партии Банников, столь же презренного в его глазах, как и сам генсек-президент. – Притом что страна и так уже расколота.