Киевский котёл - стр. 19

Наверное, Шварцев ждал моего ответа. Пару долгих минут я слушал тишину. Тук-тук-тук – стучали капли по брезенту.

Вскочить.

Пистолет.

К стенке!

Нет!

Сначала допросить предателя.

Тело снова, в который уже раз, отказалось повиноваться мне, а Шварцев снова заговорил.

– Я попал в плен в июле, в результате контузии. Это случилось не сразу. Сначала мы все же немного повоевали. Воспоминания мои отрывочны. Помню, как эшелон тащился от Горького через Москву и Смоленск. Нас высадили на станции Броды. На тот момент, а именного двадцатого июня, у моих новобранцев, только-только призванных из Горького ребят, все еще не было оружия. Помню, солнце нещадно пекло… А двадцать второго нас всех собрали на плацу – по радио выступал Молотов. Так мы узнали о начале войны. Молчаливые и подавленные, мы стояли и слушали. Слова горькие и неожиданные. Нас с детства убеждали в том, что мы готовы дать мощный и сокрушительный отпор любому агрессору. А в это время враг вторгся на землю нашей Родины на протяжении всей западной границы и молниеносно продвигался в глубь страны. Справедливый гнев, ненависть к фашистам горели в груди каждого из моих бойцов. Они стремились скорее вступить в схватку, отомстить ненавистному врагу за сожженные села и города. Утром следующего дня нас наскоро экипировали и пешей колонной направили в сторону быстро приближающегося фронта. Винтовок всем не хватило. Только каждый десятый получил по винтовке Мосина образца 1898 года и одну обойму патронов. Я был вынужден нагрузить каждого пехотинца согласно инструкции громоздким ранцем и противогазом. Так же каждому выдали по две гранаты-лимонки и по две пустых бутылки для горючей смеси.

Три или четыре дня мы в пешем строю продвигались в сторону линии фронта. В походе мои люди страдали от изнуряющего зноя. Мне было стыдно, но я так и не смог добиться от командования полагающегося нам довольствия. Бойцы моей роты кормились преимущественно ржавой селедкой. Вода, запасенная во фляги, быстро кончалась. Следуя требованиям приказов, я запретил моим подчиненным брать воду от украинских женщин в селах и хуторах. Изъятие продуктов у населения считалось мародерством. Но мы с политруком между собой решили, что не станем расстреливать за такое… В последний день нашего движения вдали уже явственно слышались звуки дальних боев. По безоблачному небу плыли дымы пожарищ. В той стороне, на небосклоне, после наступления темноты сверкали багровые зарницы и всполохи. Фронт приближался, но связь со штабом дивизии еще работала исправно, и я передал по команде приказ: окопаться и ждать дальнейших распоряжений.