Кержак - стр. 36
«Стыдить мужиков за разорение монастыря уже поздно, идти на Дон к Разину нет смысла», – размышлял Кержак, сидя дома в гостях у Терентия. От хозяина дома он узнал, что Анисия, не успев толком побыть женой Фрола, уже овдовела. Кержак для себя еще не решил, эта весть должна его обрадовать или расстроить. При взятии монастыря Фролка пытался бежать в лес, и его зарубили восставшие, а Онисим сумел сбежать и пробрался в Арзамас, теперь оттуда грозится прийти с дворянским войском и покарать всех бунтовщиков. Те, кто считался казаком с Дона, таких тут почти не осталось, всего несколько человек насчитаешь. Все больше мужики с местных сел и деревень. Они не умеют держать оружие в руках, да и у самого Кержака опыта воевать было мало, так несколько битв и все. Хотя он и обучался ратному делу всю зиму от опытных казаков в Кагльнике, но нужно было и понимание боя, а не только смело саблей махать. Кержак понимал: оставлять одних восставших мужиков сейчас тут нельзя, дворянское войско уже близко. Кержак атаманом не был, считался вроде сотника, таких было несколько, но он пользовался особым уважением у местных мужиков и тех, кого он привел с собой из-за Волги, поэтому руководил отрядом уже не в одну сотню человек.
Пока Кержак думал свою думку, на коне прискакал гонец с села Мурашкино, запыхавшись, он с порога сообщил:
– Огромное войско дворянское идет! По селам и деревням лютуют, всем без разбору головы рубят, на крюки вешают, к кресту живьем людей прибивают, словно они нехристи какие!
Выбор был либо бежать за Волгу, либо идти навстречу карателям, и Кержак его сделал:
– Подымайся, народ православный! – Кричал он, уже сидя в седле на своем серо-пятнистом коне. – Не ждите пощады от господ дворян, будут они рубить наши головы и лить христианскую кровь, так постоим за старое мирское управление, за неизмененную русскую веру!
Конь встал на дыбы, свист раздался по селу. Кто решил дома отсидеться, – авось пронесет, – кто побежал прятаться в леса, а кто взялся за вилы, косы, а у кого уже огнестрельное оружие имелось. Анисья стояла на крыльце отцовского дома и в тревоге крестила уходящую дружину повстанцев, впереди которой шел ее любимый Евдоким. По дороге, пока они шли, к ним присоединялись восставшие с ближайшей округи и оставшиеся пришлые мужики и казаки.
И вот повстанцы встретились с царскими войсками, их было видно издалека: на фоне золота осенних деревьев от лучей неяркого солнца сияли отблески дорого обмундирования, шлемов и оружия. Повстанцы замерли в тревожном ожидании, видя пред собой сияющих воинов, жаждущих наказать крепостных за то, что посмели они мечтать о вольной жизни. Посчитали себя людьми, способными обойтись без их господской воли. И сошелся лапотный народ с дворянским войском, заслышался по округе гул выстрелов и лязг металла, полилась человеческая кровь. Бились долго, и дворяне, как более опытные в организации боя и имеющие лучшее вооружение, стали одолевать мужиков. Повстанцы потеряли общий строй дружины и раскололись: одна часть стала отступать к Лыскову, другая к Мурашкину. Кто откуда был родом, тому там и хотелось затаиться, другие мелкими группами уходили в разные стороны. Кержак с конным отрядом больше сотни уходил от преследования дворянской конницы князя Щербатова в сторону села Вельдеманово, словно кем-то было уже определено сойтись именно здесь, в родном селе Никона, народной дружине старой веры с господским войском, принявшим новизну Никонову. Между ними завязалась схватка, рубились саблями, падали с коней те и другие, видя преимущество дворян, Кержак свистом дал команду уходить дальше. Гнались за ними несколько миль, все-таки оторвались от преследования и встали в лесу.