Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии - стр. 14

Однако наряду с кронштадтскими моряками и военными ПБО, как мы помним, включали в себя и «профессорскую группу» – и именно это придает всей ее истории уникальный характер. И, подчеркнем особо, дело здесь не только в мировой известности этих «фигурантов». В отсутствие «профессорской группы» (В. Н. Таганцева, Д. И. Шаховского, Н. И. Лазаревского, С. С. Манухина, М. М. Тихвинского, К. Д. Туманова, С. А. Ухтомского, В. М. Козловского, Н. С. Гумилева) «дело ПБО» явилось бы не более чем эпизодом Гражданской войны в России. Эпизодом трагическим, кровавым, но вполне закономерным в том историческом контексте. Конечно, можно (и нужно!) возмущаться отвратительной жестокостью чекистов (по свидетельству В. И. Немировича-Данченко, «о тех истязаниях и муках, которым подвергали обреченных агенты чрезвычайки передавали летом 1921 года «нечто невероятное»[27]), но по существу их деятельность в качестве сотрудников советской контрразведки по нейтрализации вооруженного подполья вполне оправданна. Законы военного противостояния известны, и вряд ли можно было бы ожидать от Ю. П. Германа и В. Г. Шведова, увенчайся заговор в Петрограде успехом, чудес всепрощения по отношению к шпионам и диверсантам противной стороны…

Однако деятельность участников «профессорской группы» в ПБО – так, как она представлена в официальных советских источниках, – оказывается, мягко говоря, странной, особенно на фоне акций, за которые получали те же смертные приговоры их «сподвижники»-террористы. «Группа эта <…>, – пишет Д. Л. Голинков, – разрабатывала проекты государственного и хозяйственного переустройства России, полагая, что свержение Советского правительства – вопрос лишь времени (курсив мой. – Ю.З.). Лазаревский, например, подготовил проекты переустройства местного самоуправления, денежной реформы, план восстановления кредита. Профессор Тихвинский, связанный со старыми служащими нефтяных предприятий Нобеля, собирал сведения о состоянии нефтяной промышленности страны»[28]. Очевидно, что составление каких бы то ни было «проектов государственного и хозяйственного переустройства России» никак не может быть признано преступным деянием, конгениальным попытке вооруженного «свержения Советского правительства»!

Между тем в «таганцевском деле» именно это и произошло, причем некоторые из осужденных не занимались даже «проектами». «Вина большинства расстрелянных характеризовалась такими выражениями, как «присутствовал», «переписывал», «знала», «разносила письма», «дал согласие», «обещал, но отказался исключительно из-за малой оплаты». Или даже так: «доставлял организации для передачи за границу сведения о музейном деле и доклад о том же для напечатания в белой прессе» (князь С. А. Ухтомский, скульптор, сотрудник Русского музея)…»