Каждый день декабря - стр. 3

Мы идем от парковки в зону прилета аэропорта Бристоля, куда с минуты на минуту должны приземлиться Луиза и Реми. Марша держится за мою руку, но возбуждена и вся как на пружинках – энергия хлещет из нее фонтаном, можно продавать оптом и в розницу.

Она, конечно, выматывает, но невероятная лапушка. Никто и ничто в мире, кроме этого дитя, не способно заставить мое сердце биться настолько сильно. Рядом с ней я чувствую себя львицей – по-матерински гордой и готовой порвать в клочья любую потенциальную опасность, рискнувшую к ней приблизиться.

Однако сейчас я более чем охотно сдам ее с рук на руки мамочке, вернусь домой и остаток дня проведу, погрузившись в «Зимнюю сказку», последнюю из пьес Шекспира, над которой я в данный момент работаю и которую обожаю. Я люблю Шекспира – точнее, одержима им – с детства. Для меня он воплощает все хорошее и все настоящее, что есть в мире. Я могла бы недели напролет петь ему хвалы, но знаю, что мое обожание обусловлено не тем, насколько мастерски он владеет ямбическим пентаметром, а причиной гораздо более прозаической – любовью.

Я выросла в семье экстравертов. Драматические переживания сотрясали наш дом: яростные порывы, охи и вздохи, стоны и вопли – все это отскакивало от стен, билось в оконные панели и дощатые полы. Мне хотелось втянуть голову в плечи, съежиться до размеров мошки и забиться в скорлупу. Пусть она будет маленькой, так чтобы хватило места только мне, и пусть в ней будет волшебная дверца – я закрою ее наглухо, чтобы шум не долетал.

Бабуля понимала – приходила на помощь, обдавая легким ароматом ландыша, грациозная и изящная, образец невозмутимости и спокойствия. Я всегда поражалась тому, что они с мамой – родственницы. Бабуля уводила меня в сад или в мою комнату, обволакивала умиротворением и спрашивала, что я сейчас читаю.

Когда мне было лет семь, она купила «Сон в летнюю ночь» и предложила читать по очереди, объяснив, что это сказка о феях, ослах, королях и королевах и о подростках. Большинство семилеток, мне думается, разрываются между желанием быть феей и подростком.

Бабуля многие годы работала костюмершей в театральной труппе, привыкла к гламуру и воплям, но признавала ценность тишины. Она всегда приходила ко мне с каким-нибудь реквизитом, и мы, читая по очереди, его обыгрывали. Она умерла, когда мне было одиннадцать, и вскоре после этого наша семья переехала в ее дом. Для меня ее уход стал невосполнимой утратой – она была краеугольным камнем моего существования. Именно бабуля заставляла меня поверить в то, что у меня тоже есть место в этом мире. С тех пор я проработала все до единой пьесы и сонеты Шекспира и, закончив по первому кругу, пошла по второму.