Каждые сто лет. Роман с дневником - стр. 27

Не знаю зачем, но я вдруг начала рассказывать Ире про маньяка, который ходит в этом парке. Теперь, когда я уже дома и пишу всё это в своей кровати, я думаю, что мне просто захотелось отплатить Ире за её независимость, щедрость и смелость. За её кольца, взрослые часы и накрашенные ресницы. За то, что она во всём превосходила меня. От страха Ира завизжала так громко, что рядом с нами кто-то вскрикнул от неожиданности, – это в кустах целовалась какая-то парочка. Девушка с длинными волосами и мужчина в полотняной куртке показали нам, в какую сторону идти, а потом мы увидели за деревьями «колесо оборзения» и выбрались на главную аллею.

А прямо у ворот стоял мой папа…

Он был в светло-сером костюме, который носит только по праздникам, и выглядел растерянным, как будто тоже заблудился. В руках у него была сумка с пластиковыми ручками – очень родная, домашняя. Я иногда беру её в музыкальную школу, когда не могу найти папку с выдавленной лирой… И я сразу заметила, что в сумке лежит какая-то коробка.

– Ксеня! Ты как здесь? – испугался папа и стал озираться по сторонам, как будто ждал, что рядом появятся мама с Димкой, но рядом была только Тараканова, даже на минуту не прекращавшая грызть свои нескончаемые семечки.

– Здрысть, – сказала папе Тараканова.

У него на лице появилось то выражение, которое я хорошо знала, – оно не предвещало ничего хорошего.

– Немедленно домой! – сказал папа, но тут же вспомнил, что мне нельзя одной ездить по городу. Он как будто бы даже застонал немного, но потом взял себя в руки – и меня за руку – и потащил к трамвайной остановке. Тараканова шла на расстоянии, невозмутимо лузгая семечки.

Дома был страшный скандал. Родители заявили, что и представить не могли, какая я лгунья! Теперь я наказана: две недели без прогулок, сразу из школы домой и никаких библиотек! И чтобы не смела даже приближаться к этой Ире Таракановой! Мама брезгливо вытрясла семечки из моего кармана в помойное ведро. Даже Димка мне сегодня посочувствовал…

Кстати, я успела заглянуть в сумку, которую папа бросил в прихожей. Там лежала моя мечта – парфюмерно-косметический набор «Карлсон». Зубная паста и одеколон в красивой коробке.

Если это не мне, то кому тогда?

Мне было всего пять лет, когда родители покинули Польшу, но я о многом помню, хотя эти воспоминания, как считает мама, успели перемешаться с тем, что мне рассказывали позднее.

Сестру мою называли инспекторской дочкой, потому что отец был назначен инспектором в год её рождения. Я была «директорской», так как в 1885 году Михаил Яковлевич стал директором реального училища во Влоцлавске, а также действительным статским советником, то есть «его превосходительством». Я очень похожа на отца, может быть, поэтому папа любит меня, а мама считает нужным это подчёркивать. Часто слышу, что я