Каждому свое - стр. 9
За чтением прошла вся ночь. В постель он лег лишь под утро. И тем не менее в оставшееся время сон сумел великолепно сбалансировать настоящее с прошлым, а наутро – подвести окончательный итог происшедшей трагедии.
К завтраку он вышел как всегда чисто выбритым, свежим и в ровном настроении.
Вера засуетилась, накрывая стол скатертью и ставя вазу с выпечкой и стакан суррогатного кофе. В Москве в те времена это было непозволительной роскошью.
– О-о! Какой запах! – Северов сделал пару глотков и картинно возвел глаза к потолку.
– Перестаньте издеваться, Генрих! Это же не настоящий кофе.
– Знаете, Верочка, у немцев есть незамысловатая мудрость. – Северов на секунду задумался, потом произнес: – Чего не знаешь, того не пожелаешь. – И явно недовольный своим переводом, поморщился. – Видите ли, я плохой переводчик, не было практики.
– Как же это?
– Дело в том, что у нас в доме всегда мирно уживались два языка. Мама, немка, прекрасно говорит по-русски и обожает русскую литературу. Но со мной она всегда говорила только по-немецки. Отец – в прошлом офицер русской армии – свободно владеет немецким. Но со мной он всегда говорил исключительно по-русски. Вот и стал я этаким гибридом. – Северов рассмеялся пришедшему в голову лингвистическому экспромту – Что поделаешь, так сложилась жизнь моя.
Он помолчал. В его молодые годы немецкий язык был в Эстонии вторым государственным языком, а в СССР просто очень популярен: его учили в школе, на нем считалось хорошим тоном говорить в семье, особенно если в роду были немецкие корни. Строгое немецкое воспитание считалось образцовым, а потому все немецкое и прежде всего язык, выйдя за рамки моды, становилось еще и престижным.
В Советском Союзе братание с немцами зашло так далеко, что немецкие танки в обход Версальского договора проходили испытания на советских полигонах под пристальным вниманием специалистов с обеих сторон. И во всех, даже маленьких кинотеатрах на необъятном советском пространстве шел фильм «Петер», где австрийская актриса Франческа Гааль пела по-немецки песенку «Целуй меня».
Вся эта волшебная экранная жизнь была настолько заоблачно роскошной и непонятно-далекой для советского зрителя, что не вызывала даже зависти, как если бы события происходили с инопланетянами в иной галактике.
Мысли эти часто посещали Генриха, но задерживались в его сознании ненадолго. И сейчас промелькнули в одну секунду. Он поднял голову и встретил все тот же удивленный взгляд Веры, которая хотела что-то сказать. Но в этот момент в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, и на пороге возник Григорий.