Каждому свое - стр. 49
Северов опустился в густую траву, которая услужливо расступилась, выстилая ему мягкое ложе. Напряжение, державшее его в жестком коконе весь день, стало сползать слой за слоем, возвращая его в привычное состояние ровного покоя. Погружающийся в объятия Морфея не волен распоряжаться событиями, которые являются ему в таинственном промежутке между сном и бодрствованием.
На сей раз это был его любимый дед по линии отца. Дед – личность легендарная. Во время Первой мировой войны он был нелегально внедрен в штаб крупной немецкой группировки. Там он старательно собирал материалы о состоянии немецких войск и планах немецкого командования, которые с помощью надежных связных переправлял через нейтральные страны в Генеральный штаб России.
Свершившейся пролетарской революции его заслуги перед Россией оказались не нужны, и он вовремя переместился жить во Францию, забрав с собой и некоторую часть фамильных ценностей, которые позволили ему открыть в престижном шестнадцатом районе Парижа небольшой, но ставший быстро популярным ресторан кавказской кухни.
Северов с отцом несколько раз навещали деда в Париже. После смерти жены тот немного сдал, но держался бодро. Каждый день с утра он обливался холодной водой и один раз в год обязательно выезжал плавать на море. С оккупацией немцами Северной Франции связь с дедом прервалась, и лицо его стало тускнеть в памяти.
Засыпая, Северов не видел, как грозовая туча поднялась из-за горизонта и повисла над головой. Молнии со всех сторон потянули свои огненные нити с неба к земле. Небо вздрогнуло и послало за светящимися стрелами гром, тактично предупреждая о приближении дождя.
Грозная темная туча медленно выползала из-за горизонта и, поглощая как спрут, светлые куски неба, осторожно подбиралась к главному светиле, которое, не обращая внимания на приближающуюся опасность продолжало как ни в чем не бывало посылать яркое тепло на землю. Не сомневаясь в себе оно упрямо повторяло для тугодумов, что тучи и ветер с дождем приходят и уходят, ему же, главному источнику жизни, вменено свыше светить вечно.
До наступления ранней темноты Генрих успел упрочить естественную крышу из разлапистых ветвей дерева еще двумя слоями веток с соседних деревьев. При этом с благодарностью вспоминал времена, когда был членом бойскаутского отряда, которым руководил немец по фамилии Дорн. Тогда они каждое лето отправлялись в поход. Брать с собой разрешалось совсем немного продуктов. «Основная пища, – учил Дорн, – лежит у вас под ногами, висит над головой или плавает в реке». Пребывание в лесу было рассчитано на три недели, и сократить сроки могли лишь чрезвычайные обстоятельства, как-то: возникновение военных противостояний в Европе либо распространение среди бойскаутов диареи. Последнее было постоянным предметом выяснения отношений на утреннем построении. Если скаут честно признавался в постигшем его несчастье, то получал от Дорна несколько спасительных таблеток. И хотя эта процедура проходила под негромкое хихиканье остальных, зато жертву не отправляли срочно домой. Хихикающих же Дорн решительно осуждал музыкальной фразой из какой-то оперы, воспроизводимой нараспев и громко: «Сегодня – ты, а завтра – я».