Каждому свое - стр. 33
– Ранен? – проскрипел Григорий.
– Чепуха! Сейчас заклею и… – он кивнул на дверь.
Самолет тем временем вышел из зоны обстрела и, слегка подрагивая от тяжелых воспоминаний, плавно заскользил по расстилавшимся под ним облакам.
– Что делать будем? – первый пилот и штурман склонились над Григорием.
– Моторная часть повреждена? Сколько еще продержимся в воздухе?
– Обшивку потрепали здорово, а вот степень повреждения моторной части в полете установить трудно. Потому сказать, сколько провисим в воздухе, не берусь. Может, до конца операции, а может…
– «Может быть» никого не устраивает. Разворачивайте машину. Возвращаемся на базу.
– Меня сбросьте поближе к цели, иначе будут неприятности дома, – вмешался Северов. Он забинтовал ногу и теперь переместился поближе к двери.
– Приказы не обсуждают, а выполняют! – Григорий поднялся на ноги, но не удержался и рухнул вниз лицом.
Громадный пузырь, образовавшийся в одежде на спине, съехал на бок, и вырвавшаяся из него кровь хлынула на пол.
Северов снял парашют, вытащил закрепленный на ноге нож и располосовал одежду на спине Григория. Паукообразный осколок впился в тело между правой лопаткой и позвонком.
– Вынимать нельзя, он кровь держит! – прокричал на ухо Генриху стоявший рядом на коленях штурман.
– Водка есть?
В мужском коллективе военного времени вопрос почти издевательский. Штурман молча протянул железную фляжку, в которой бултыхалась заветная жидкость. Северов плеснул прямо на рану. Кровь, разжиженная водкой, полилась на пол. Наложенные слоями бинт, вата и опять бинт скрыли от постороннего глаза кровавое месиво. Григорий издал несколько стонущих звуков, но тут же, впав в беспамятство, умолк.
Обратный путь домой всегда короче, а потому и преодолевается быстрее. Фронтовая полоса представилась теперь Северову в виде затухающего потока огненной лавы, кое-где уже застывшей, а где-то еще пышущей жаром. Когда перелетели фронт, пилот вышел из кабины.
– На свою территорию залетели. Дома ведь и падать не страшно, – заявил он с радостью.
– А что, есть такая перспектива? – почти безразлично поинтересовался Северов.
– У летящего всегда есть, – философски ответил пилот. – Человек – не птица, которая тоже, время от времени… на землю… – глагол он опустил. И без того было понятно, что неминуемо происходит с каждым земным существом, рискнувшим однажды подняться над землей.
До войны пилот служил в гражданском флоте и возил людей в отпуск из северных холодных районов страны к теплому южному морю. Если в те времена самолет начинало раскачивать, и некоторые чувствительные пассажиры сразу прятали носы в розданные стюардессой гигиенические пакеты, пилот появлялся в салоне и авторитетно заявлял, что «самолет вошел в зону турбулентности». После чего с достоинством и чувством исполненного долга возвращался на свое место. Большинство пассажиров слова такого не знали, а потому продолжали чувствовать себя отвратительно. Иногда он обращался к широко распространенной среди коллег шутке. Перед тем как вырулить на взлетную полосу, он выходил в салон и, обращаясь к старшей стюардессе, негромким шепотом спрашивал ее: «Все покойнички на месте?». Бывалая стюардесса отвечала утвердительно. Менее опытная впадала в размышление, которого ей хватало на дорогу туда и обратно.