Каждому свое - стр. 64
Юноше отвечали, что лазаретных лошадей нет:
– Остались одни першероны, впряженные в пушки.
– Берите лошадей артиллерийских.
– Как? Тогда наши пушки достанутся французам.
– Да, но люди дороже бронзы…
Рапатель доложил, что эрцгерцог Иоанн поступил благородно, бросив на поле боя 87 орудий – ради спасения несчастных. Моро дал ответ, вошедший в историю гуманизма:
– В эти пушки запрягите наших лошадей и отправьте их Иоанну, чтобы французы разделили великодушие противника…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Уроки Талейрана не пошли впрок: Моро очень кратко изложил в бюллетене для Парижа известие о победе, как о самом рядовом столкновении с противником. Зато его армия солдатским инстинктом уже оценила значимость битвы при Гогенлиндене, она пожелала устроить в честь Моро иллюминацию, чтобы в пышном венке красовалось его краткое имя.
– Мои убеждения республиканца, – с гневом возражал Моро, – не позволяют мне принимать восхвалений лично себе. Будет лучше, если я завтра сам поздравлю всех!
Вдоль шоссе выстроились полки. Моро им сказал:
– Как солдат не забывает цвет мундира, который носил на себе, так и мы, граждане и солдаты Французской республики, не забудем день Гогенлиндена! Благодарю вас…
Вверх взлетали раскромсанные каски, иссеченные кивера и простреленные шапки из звериных шкур:
– Слава Моро… Да здравствует наша республика!
Это был его звездный час – уже неповторимый…
Рейнская армия преследовала австрийскую, всюду разбивая ее на маршах. Наконец завиднелись и венские пригороды – до столицы Габсбургов оставался один суточный переход. Из ножен вылетели сабли, торжествуя в салютах.
– Ура! Завтра мы уже пируем во дворцах Шенбрунна… будем гулять по Пратеру с венскими красотками…
Но здесь армия и была остановлена Бонапартом, который не мог вынести, чтобы вступление Моро в Вену затмило его славу победителя при Маренго. Очень сухо он указал с курьерскою почтой, что Франции необходим мир. Только мир… И напрасно генералы умоляли Моро сделать последний рывок к столице врага – Моро бестрепетно подчинился приказу:
– Подавим в себе низменные порывы честолюбия. Мир для народа Франции сейчас важнее новых триумфов…
…Французские историки с горечью писали об этих незабываемых днях: «Победа при Гогенлиндене была последней республиканской победой. Никогда больше Франция не видела такой скромности в своих военачальниках, такой почтительной преданности со стороны солдат, таких трогательных проявлений патриотизма…» Дребезжа на зимних ухабах стеклами, карета увозила Моро в древний уют тишайшего Страсбурга, где его ожидала Александрина и новый, 1801 год. Моро чувствовал себя хорошо: Рейн оставался естественным рубежом Франции. И пока Моро едет, маховые колеса истории вращаются гораздо быстрее, нежели колеса его расхлябанной кареты.