Каждому свое - стр. 23
– Дезире Клари была невестою Бонапарта, и он надавал ей столько клятв, что теперь она не верит моим словам. Оставим это, – попросил Бернадот. – Лучше скажи о Суворове…
Моро так часто спрашивали о Суворове, что его мнение, облеченное почти в формулу, сохранилось: «Что сказать о человеке, способном довести напряжение боя выше человеческих возможностей? Суворов скорее положит костьми всю армию и сам ляжет с нею, чем отступит хотя бы на шаг. Его марш-марши – великолепны, они мне кажутся шедеврами воинского искусства…»
Бернадот спросил:
– Ты уже получил новое назначение?
– На плаху истории… за Италию!
Бернадот утешил: неудачи в Италии уравновесились успехами Массена в Швейцарии, и этот успех представляется столь значительным, что Директория решила закрыть глаза на все погромы и грабежи, которые Массена обрушил на мирное население. Однако, продолжил Бернадот, после отхода армии Суворова в Италию, словно воды вселенского потопа, хлынули венские войска, уничтожающие следы республиканства:
– По слухам, знаменитый Доменико Чимароза уже сошел с ума от пытки на огне… Скажи, ты любишь его мелодии?
В тени кустов Моро разглядел Жозефа Фуше, который издали ему кивнул (как якобинец якобинцу), а Бернадот указал на Жозефину Бонапарт: «мадонна Победы», как прозвали ее журналисты, с унизительным подобострастием раскланивалась перед Терезой Тальен, названной «богородица Термидора».
– Жозефина выглядит великолепно, – сказал Моро.
– Никто не спорит, – согласился Бернадот.
– А кто вон там крутится с костылем?
– Ты не узнал Талейрана? Мадам де Сталь слезно выпросила для него у Барраса портфель с иностранными делами. Впрочем, Талейран уже оставил этот портфель на столе в кабинете, и это верный признак того, что Директория издыхает.
– Послушай, дружище, – сказал Моро. – Париж это или не Париж? Куда делась суровая простота прежних нравов? Если революция уже «чихнула в мешок», так ради чего же мы, ее наследники, продолжаем посылать людей на явную смерть в атаках? Неужели ради вот этой гнусной толпы обезьян, которая отчаянно лорнирует, чтобы рассмотреть оттопыренные сосцы великолепной Терезы Тальен?..
Лакей вручил записку от Сийеса – тот ждал. В большой чаше искрилось мороженое. Моро, подогретый ликерами и зрелищем нравов Директории, от порога заявил директору:
– Кажется, вы пожелали, чтобы я свою честь и славу принес в жертву вашей политической феруле? Но я против разнузданной Директории, против и любой диктатуры, в какие бы приятные формы она ни облекалась.
– Нет лучше формы, чем форма республиканского генерала, – отвечал Сийес. – Франция знает вас, Франция уважает вас, Франция пойдет за вами…