Казанский альманах 2019. Лазурит - стр. 19
– Опять этот французишка волочился за тобой, – пренебрежительно заметил Пушкин, поутру войдя в будуар к жене.
Он был в своём любимом красном архалуке с зелёными клеточками, который делал его похожим на едва пробудившегося восточного вельможу, не хватало лишь турецкой фески. «Паша», – пришла на ум Наталье Николаевне шутка Дантеса. – «Трёхбунчужный паша!»
– Отчего ты не появился в театре? – спросила она, увиливая от ответа.
С некоторых пор ей не хотелось докладывать Пушкину о каждом своём шаге и разговоре, как он требовал всегда. Её отчёты напоминали рапорты маленькой нашалившей девочки, а она давно не то дитя, что он вёл под венец. У каждой светской дамы должна быть тайна, свой мир, закрытый от других, особенно от мужа. Так ей говорила тётка, а в ещё более откровенных выражениях внушала кузина Идалика.
– Азя достала ложу, места хватило бы всем.
– А кто заплатил за ложу?
Вопрос мужа поймал врасплох, она не задумывалась об этом, решила, что билеты прислала тётка или кто-то из их общих хороших знакомых. Но теперь почти угадала, что ложу им предоставил новоиспечённый барон Геккерн, называемый ими по привычке Дантесом. Ныне сын состоятельного голландского посланника мог позволить и не такие траты. Так вот откуда вчерашняя осведомлённость Жоржа об их появлении в театре! Натали опустила пуховку в круглую коробочку с пудрой, передумала наводить лоск с утра, со своим цветом лица она могла позволить себе остаться естественной.
– Азя доставала ложу, у неё и спроси… Или ночью было не до того?
Взглянула в зеркало на лицо мужа, на бешено раздувшиеся крылья носа и испугалась, ведь впервые позволила столь откровенный намёк на отношения Саши с сестрой. Что, если сейчас разразится дикий скандал? Пушкин наклонился ниже, почти задевая губами её щёку, процедил тихо:
– Это ты надумала, когда перед сном вспоминала все любезности своего кавалергарда, жалела, что нет рядом его?
Слова еле слышные, а хлестнули как пощёчина, и дверь за мужем захлопнулась с треском, чуть не сорвавшись с петель. Натали уткнулась лицом в ладони, заплакала. Ей непозволительно даже ревновать, а ему?! Почему-то разом вспомнились все увлечения Пушкина, и женщины, кому посвящал свои стихи в далёкой молодости, чьи профили и ножки рисовал на полях рукописей. А больше те, с кем любил советоваться, кому нёс свои мелко исписанные листы на суд. Поначалу она просила показать только что родившиеся строфы ей, хотела стать первой, кто услышит перлы, которыми позже станут восхищаться все. Пушкин смеялся над её просьбами: «Твоего ли это ума, жёнка?» И уносил стихи, поэмы, сказки к тем, кого считал рассудительней, достойней оценить, понять.