Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - стр. 15
Да и в целом посольский обычай играл для обоих государств не меньшую роль, чем ратное дело. Пока в облаках пороха, грохоте орудий и свисте сабель расширялись пределы Московской Руси, в велеречивых тирадах послов и дипломатической переписке завоевывалось ее признание на международной арене. Даже преобразившийся «волею всемогущею» облик самой Москвы ярко выражал ее новую, имперскую, доктрину.
Если московская дипломатия возводила «новый Вавилон», татарская отчаянно пыталась удержаться за старый. Посольский обычай Казани, Крыма, Большой Орды, ногаев являлся прямым продолжением золотоордынской традиции. Нередко это невыносимое русскому слуху эхо из Батыевых времен сводило на нет результаты долгих и напряженных переговоров и даже разжигало новые конфликты. При этом многие формулировки татарских «дипломатов» того времени навевают крылатое: «Восток – дело тонкое». Словом, дипломатический аспект русско-казанских отношений второй половины XV – первой трети XVI века крайне многогранен и достоин отдельного рассмотрения.
Дипломатия Казанского ханства: эхо Золотой Орды
Главная проблема в изучении посольского обычая и международных связей Казанского ханства заключается в том, что обозревать тему приходится «из Москвы». Если точнее, «из палат Посольского приказа» и «келий монахов-летописцев». Львиная доля доступных российскому исследователю источников по истории Казани и ее контактов с внешним миром – отечественного происхождения.
Конечно, картину несколько дополняют литовские летописи и переписка. Интересные сведения содержатся в посланиях казанского хана Сафы Гирея польско-литовскому правителю Сигизмунду. Сообщает кое-что и западный нарратив, например знаменитый австрийский «инкор» Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии». При всей значимости этих памятников массовая доля информации по теме в них не так велика. Да и сведения нарративного характера, как обычно, приходится «делить надвое», если не натрое.
Существует довольно обширный корпус турецких дипломатических документов и переписки, которые наверняка позволили бы взглянуть под новым углом на многие вопросы. К сожалению, данные источники вводятся в научный оборот крайне дозированно. А «штурм» турецких архивов – если и не взятие Измаила, то непростая боевая задача для российских исследователей.
Да и с русскими источниками вышло недоразумение. В 1701 году вся посольская документация по связям Русского государства с волжским ханством сгорела во время пожара в архиве приказа Казанского дворца в Москве. Хорошо, что немало сведений по московско-казанским контактам содержится в сохранившихся посольских книгах по связям с Крымом, Османской империей и Ногайской Ордой. Но это лишь малые крупицы сведений в сравнении с иссушенным московским пожаром морем актового материала непосредственно по рассматриваемой теме.