Казань - стр. 11
Главбух, удивившись такой сверх смелости и наглости молодой и круто начинающей сотрудницы, каким-то невнятным тембром сразу севшего голоса не то пропищала, не то проскрипела:
– «Розалия! Повернись!».
Та резко повернулась, словно спохватившись, при этом нарочно поддав ногой оставшуюся кипу бумаг в сторону Платона, как бы приглашая его себе в помощь. Тот на время полностью потерял дар речи и контроль над собой.
Не распрямляясь от нестерпимой натянутости в паху своих джинсов, согнувшись в поясе, он почти пополз на карачках, не касаясь руками пола, в направлении своей соблазнительницы, вызвав при этом прилив заливистого смеха у Главбуха.
Партнёры по несчастью, а скорее всего по счастью, начали приближаться друг к другу, то жадно и трепетно глядя глаза в глаза, то стеснительно отводя их на пол, то невольно глядя на интересные части тела нежданного партнёра. Глаза Платона невольно впились в её оголившуюся в декольте грудь с уже неожиданно быстро набухшими, почему-то коричневыми сосками. Она была, как многие теперешние шустрые девушки, которым есть, что показать, без бюстгальтера. Платон, оторопев, чуть ли не теряя сознание, в каком-то тумане, продолжил своё роковое движение, в конце концов, столкнувшись лбами с Розалией.
К тому времени, всё таки едва сдерживающая смех главбух, не выдержала и разродилась наконец-таки гомерическим хохотом, пытаясь прикрыть руками свой, пляшущий в гримасе, рот:
– «Ну…! Ну, Вы…и…даёте же!».
Столкновение и хохот вмиг вернули парочку к реальности.
Розалия резко прижала руку с кипой бумаг к груди и выпрямилась.
Платон также встал, невольно прикрывая свой пах также пачкой поднятых бумаг. Оба, раскрасневшись, опять впились в глаза друг друга.
Девушка оказалась почти такого же роста, что и Платон.
Они несколько мгновений молчали, взаимно наслаждаясь красотой, цветом и разрезом глаз друг друга. Затем смущённо обаятельные улыбки озарили их восторженные лица.
Розалия совершенно нежным и мелодичным голоском выдавила из себя:
– «Спасибо, Платон Петрович!» – при этом слегка присев, сделав что-то вроде книксена.
Она робко, медленно, но настойчиво жаждуще протянула свою длинную и узкую ладонь, с длинными, весьма нежными, изящными пальчиками, к бумагам, прикрывающим пах Платона.
От этого её вызывающего движения плоть Платона восстала так, что он уже не мог скрыть сути, происходящего в его штанах, действа.
Он вынужден был, с трудом сдерживая себя, резко отвернуться от Розалии и, прижав второй рукой уже смятый ворох бумаг к паху и слегка согнувшись, поплестись мелкими шажками на своё прежнее место.