Казак на самоходке. «Заживо не сгорели» - стр. 22
Как мы драпали, про такие дела говорить до чрезвычайности неприятно, самому перед собою стыдно. А. Твардовский описывал:
Стежки-дорожки проходили по лесам, мочажинам, местами по болоту. Гитлеровцы на бронетранспортерах, мотоциклах, машинах, у них танки, самолеты, пушки. Мы пешки телепаемся, с винтовкой в руках, с гранатами на поясе, противогазом на боку, с пустым желудком. Вот потому и бежали, идем к Ленинграду, там надеемся собраться с силами, организоваться, вооружиться, дать немцу по зубам. Даже во время отступления были вера и надежда, решимость и ненависть.
Остатки потрепанных в боях частей и подразделений, группы и одиночные бойцы, потерявшие связь со своими частями, чаще шли ночью. С нами следуют командир группы, штабное начальство. Остановились перед шоссе, разведчики выяснили, что по-доброму перебраться нельзя, немцы едут без конца и края. Каждый понимал, что надеяться, пока пройдут немецкие колонны, бесполезно, ждать ночи тем более опасно, ибо обнаружат, разбомбят, закроют выходы. Нашей роте, усиленной трехпушечной батареей сорокапяток и отделением минеров, приказано вырваться из леса, оседлать шоссе на косогоре, задержать врага, обеспечив возможность пересечения дороги другим подразделениям. Используя небольшой перерыв в движении немецких машин, заняли позиции по обочинам, вжались в ямы, в наспех выкопанные ровики. Саперы, как оглашенные, носятся с минами, напичкивают ими подходы, против танков ничего другого нет.
– Штыком в зализны очи, – навроде как шуткует кубанский хохол Остапенко.
Не успели врыться в землю, показалась голова немецкой колонны, впереди мотоциклисты, за ними два бронетранспортера с автоматчиками. Без конца и края, как длинное-предлинное пресмыкающееся, изгибаясь меж лесов, по дороге ползло что-то страшное, темное, неразличимое.
– Эх, парочку танков, накромсали бы фаршу из немцев, – говорит старший сержант, зло всматриваясь в колонну.
– Как бы из нас винегрет с землицей не получился, – выказывает опасения Осадчий.
– Меньше бы чухались, – слышу голос Дурасова из своего окопчика.
– Приготовиться к бою, по мотоциклам не стрелять, – подает команду комроты.
Ничего не заметив, немецкие мотоциклисты проскочили мимо, через минуту слышим стрельбу, первый взвод их прикончил. На нас мчатся два броневика.
– Батарея! Огонь! – слышится команда в лесу.
Перед бронетранспортерами рвутся два снаряда, одна машина уткнулась в кювет, вторая остановилась, водит из стороны в сторону пулеметным стволом, из дульного среза запрыгали светлячки. Стреляя, броневик пятится назад, пули цокают о стволы деревьев. Автоматчики выпрыгнули на землю, нас они не видят, смотрят в лес, откуда стреляют пушки. Фрицы орут, строчат по опушке, на подмогу мчится еще один бронетранспортер, из него бьет пулемет. Молчим, пушечки воюют, пускай делают свое дело. Загорелся второй броневик, немцы залегли, какой-то офицер-фанатик поднял их, повел опушкой леса, напоролись на второй взвод, те укокошили его самого, нескольких фрицев. Очередь дошла до нас.