Казачья кровь - стр. 43
– Хочу. Да только за меня платить некому. Нужно матери помогать, младших поднимать.
– Ну, так ты теперь у меня служишь. И не просто так, а за жалованье. Вот мамке и будет помощь.
– А сколько жалованья положите? – спросил Васятка с непередаваемой серьёзностью, от которой Гриша едва сдерживал смех.
– А сколько бы ты хотел?
– А разве так бывает, чтобы работник сам себе жалованье требовал? Хозяин жалованье кладёт.
– Ну, если мастер хороший, то бывает. Мне тут сказали, что ты сообразительный и бегаешь быстро. На посылках самое оно. Так что? Какое жалованье тебе подошло бы?
– А сколько вы дядьке Ивану платите? – вдруг спросил мальчик.
– А ты, брат, не промах, – не удержавшись, расхохотался Гриша. – Только ты себя-то с ним не ровняй. Дядька Иван вон сколько всего умеет, а тебя ещё учить да учить.
– Это да, – смутился Васятка, снова посмурнев.
– Да ты не огорчайся. Тут ведь всё от тебя самого зависит.
В этот момент дверь бесшумно открылась, и в кабинет вошёл мажордом с подносом в руках. Быстро расставив на столе всё принесённое, он обернулся и, бросив на мальчика быстрый взгляд, вопросительно посмотрел на Григория. Чуть улыбнувшись, парень кивнул и, указывая на мальчика, негромко сказал:
– Прав ты был, Иван Сергеевич. Толковый парнишка растёт.
– Я надеюсь, он не проявил непочтения?
– Да бог с тобой. Вот, сидим, думаем, какое ему жалованье положено.
– Жалованье?! Хозяин, да какое тут жалованье? Сытый, в тепле, науке обучают, ещё и деньги платить?
– Погоди, Иван Сергеевич, – осадил его Гриша. – В семье один мужик остался. Кто ж тогда матери помогать будет? Да и самому на орехи да на пряники копеечку иметь тоже положено. Мужик растёт.
– Пять копеек в седмицу, и пусть Бога за щедрость вашу молит, – отрезал мажордом.
– Пять в седмицу. В месяце четыре седмицы. Пять на четыре, это сколько будет? Ну-ка, Васятка, сочти, – повернулся Гриша к мальчику.
– Двадцать копеек в месяц, – неуверенно ответил мальчик, с полминуты пошевелив губами.
– Верно. Двадцать, – кивнул Гриша. – Как тебе такое жалованье?
– Не знаю, – пожал Васятка плечами и, шмыгнув носом, утёрся рукавом.
– Ну-ну, не расстраивайся. Я пока ещё ничего не решил, – поспешил заверить Гриша, заметив набухающие в уголках глаз мальчика слёзы.
– Васька, я тебе что говорил? – с тихой угрозой произнёс мажордом. – Ничего не клянчить. Жить и работать будешь за еду и науку. А ты мне тут что? Обиды выказывать, что денег не платят?
– Иван Сергеевич, – произнёс Гриша так, что мажордом подавился собственными, ещё не сказанными словами. – Он ничего не клянчил. Про жалованье я сам разговор завёл. Еда и кров – это хорошо. Но для того, чтобы человек захотел от души служить, мало. Значит, так. С сего дня будешь получать сорок копеек в месяц. Иван Сергеевич твоё жалованье в расходную книгу вписывать будет. А уж как ты теми деньгами распорядишься, тебе решать. Договорились? – повернулся Гриша к мальчику.