Казачьи сказки - стр. 32
Мачеха от этого в порошок готова была Настеньку известь. Нашла на ком зло срывать. А та без ответу – ночью проплачет да снова работает. Уж и атаман мачехе грозил, и старики увещевали – все без толку! – лютует; а ради Настеньки да отца мачеху из станицы не гнали.
А тут новая беда: привели с войны коня боевого, да шинель, да фуражку пулей пробитую – погиб казак! Осталась Настенька сиротою. Как раз под именины. Ей шестнадцать лет исполнилось. Покричала бы Настенька за отцом, да мачеха не велит. Еще и обругала покойника: «Другие-то казаки как люди: с войны ясак гонят, да презенты женам везут, а энтот, придурок, под пулю голову подставил, только бы в дом ничего не предоставить! И конягу своего прислал, кто его кормить будет! Кому эта развалина нужна! Гони его Настька в степь – нехай его волки съедят!»
Вывела Настенька коня в степь, обняла за шею да и накричалась вволю! Исплакалась, лицо умыла, а конь ей вдруг и говорит человеческим голосом.
– Не плачь, Настенька! Не горюй. Твой батюшка умирал, просил у Бога тебе Заступника. Господь меня твоим заступником сделал. Возьми мою уздечку да сделай из нее себе поясок – повяжись, – никто тебя тронуть не посмеет. А за меня не бойся, оставляя в степи, – ничего со мной не станется, пока Божия воля не свершится.
Пришла Настенька домой – мачеха на нее:
– Ах, ты такая-сякая! – да со всего маху хотела ее чапальником по голове, а тот из рук вырвался да по ее дочкам – и по одной, и по другой! Схватила мачеха рогач, только замахнулась, а он вырвался да ей под вздох!
Отдышалась мачеха и догадалась, что дело-то непросто! Она ведь ведьмой была. Всю ночь злилась, кулаки кусала, а к утру придумала работой Настеньку извести. Стала заставлять ее и ночью
работать. От ранней зари она по хозяйству, а как вечер, мачеха говорит:
– Ступай в поле пшеницу косить. Десять десятин скосишь, в снопы свяжешь, да на ток свезешь!
Мыслимое ли дело такую работу одному человеку! Да ночью! Во тьме!
– А не то, – кричит, – с базу долой! Нам дармоеды не надобны!
Взяла Настенька косу, пошла в степь пшеницу косить. Идет, а слезы – так и льются, вся знуздалка мокрая. Зашла отцовского коника проведать. А он ее спрашивает:
– Что ты, моя ластынька, плакала?
– Я не плакала!
– Как не плакала – вся знуздалка в слезах. От меня не таись. Я тебе помогу.
Рассказала коню Настенька, какую ей ведьма-мачеха работу дала.
– Э! – говорит конь. – Разве это работа! Поставь, – говорит, – себе балаган да ляг отдохни, а я твою работу исполню.
Сделала себе Настенька балаган да от усталости дневной и уснула. А конь айда по полю скакать, хвостом пшеницу валить, копытами в снопы сбивать. Скосил все, в снопы связал, встал дыбочки, заржал звонким голосом, все снопы, как солдаты, на ток ать-два, ать-два… Сами и пришли.