Казачество в 1812 году - стр. 69
Но перед этим у прямого и резкого в суждениях Матвея Ивановича произошла одна известная стычка с Барклаем де Толли. Платов оказался в числе того генералитета, которые страстно желали дать неприятелю сражение под Смоленском, у которого соединились воедино две Западные армии. Сражение состоялось, оно длилось два дня, после чего военный министр снова приказал отступать, но теперь уже прямым путем на Москву.
При оставлении Смоленска, этого древнего русского города на Днепре, под стенами которого донские казаки не раз проливали свою кровь, атаман в гневе сказал Барклаю де Толли, старшему по отношению к нему начальнику: «Я не надену больше русского мундира, ибо носить его теперь позорно».
Отстранение Платова от командования арьергардом состоялось следующим образом. Барклай де Толли решил дать утомленным войскам после переходов от деревни Семлево к Вязьме дневной отдых. Платов получил донесение о дневке главных армейских сил только в три часа, когда арьергард к вечеру 14 августа неожиданно для самого себя подошел к армейскому расположению. При этом Платов, рассчитывавший на дальнейшее отступление, приказал прикрывать свой отход есаулу М. И. Пантелееву из Атаманского полка, вверив в его командование всего две казачьи сотни.
По ходу преследования авангардом Великой русской армии М. И. Платов не раз попадал в затруднительное положение в силу малочисленности своего арьергардного отряда. На 15 августа он состоял из 8 казачьих, одного гусарского и 4 егерских полков с ротой донской артиллерии и батарейной полуроты. У настойчивого преследователя в лице маршала Иоахима Мюрата сил имелось несравненно больше.
В тот же день генерал от кавалерии Матвей Платов был отстранен от командования армейским арьергардом, получив императорское предписание отправиться через Санкт-Петербург на Дон собирать ополченческие полки. Барклай де Толли, надо отдать ему должное, счел такое назначение для атамана почетным (что показал дальнейший ход Отечественной войны). Поэтому в своем рапорте императору он самым добрым словом отозвался о донском атамане:
«Расставаясь с ним как с одним из благонадежнейших помощников моих, я не могу умолчать пред Вами, Всемилостивейший государь, о тех новых к пользе и славе Отечества подвигах, кои во все продолжение настоящей кампании являл он на каждом шагу. Его примерная храбрость, благоразумные распоряжения и отличное в делах военное искусство обеспечили все движения наши, удерживали превосходнейшего сила неприятеля и тем успокаивали целые армии. Я не могу определить цены заслугам его…»