Размер шрифта
-
+

Кавказская слава России. Шашка и штык - стр. 13

– Да будет мне стыдно! – согласно и твердо повторили хором офицеры Александрийского гусарского, все, от ветерана Приовского до семнадцатилетнего корнета Замятнина.

– Ну, а теперь последнюю – вечная память гусару Якову Кульневу. Разом!..

Ланской опрокинул медный стаканчик и задержал кверху дном, дожидаясь, пока скатятся последние капли. А потом вдруг сжал его в кулаке, смял и отшвырнул в сторону. Батальонные помогли ему опуститься.

– Вот так, Мадатов, – зашептал генерал, жарко дыша в ухо Валериану. – Помянули мы Яшу Кульнева. Хорошо помянули. Так и меня помянешь.

– Ваше… Николай Сергеевич! – отшатнулся Валериан. – Сами же говорили, что нельзя гусару о смерти.

– Говорил. Говорил, что нельзя кликать. А сейчас точно знаю, что она где-то рядом. – Ланской смотрел прямо в глаза Мадатову спокойно, вроде бы даже трезво. – Когда – не ведаю. Хотелось бы сначала Бонапарта прогнать. Но, ежели что, – помянешь.

Валериан понял, что боле отшучиваться и отнекиваться нельзя.

– Помяну, – сказал он также тихо и просто, в тон Ланскому. – Все помянем. Те, кто останется жив.

– Вот и ладно. – Ланской отвернулся и принялся прочищать трубку. – Эх, Витгенштейн! Говоришь, Новицкий, его уже спасителем Петербурга прозвали?

– Так точно, Николай Сергеевич, – тут же отозвался Новицкий. – Сейчас и Удино, и Макдональд стоят на Двине и дальше идти не решаются.

– Да, – Ланской приминал табак большим пальцем, но глаза его видели нечто совсем иное: не полковое собрание, не стол, даже не фляжки с водкой. – Да, Петр Христианович, столицу ты спас, а вот Яшу Кульнева потерял!

На молодом конце стола Бутович уже расчехлял гитару, соседи раздвигались и разворачивались.

– Ротмистр! – крикнул Приовский. – Мой любимый! Кавалерийский!

– Сей момент, – отозвался Павел, подкручивая колки. – Для вашего удовольствия, так прямо хором.

Он бросил пальцы по струнам, выдержал паузу и повел вместе с голосом бравурную мелодию маршеобразного романса.

Вы замундштучили меня
И полным вьюком оседлали;
И, как ремонтного коня,
Меня к себе на корду взяли…

«И, как ремонтного коня, меня к себе на корду взяли», – с удовольствием повторил Валериан последние строки куплета вместе с другими офицерами.

Повсюду слышу голос ваш,
В сигналах вас припоминаю
И часто вместо «рысью марш!»
Я ваше имя повторяю…

На противоположном конце стола особенно выделялся тенорок Алексея Замятнина, прибывшего в полк всего неделю назад. Он еще не успел побывать в сражении и только слушал истории старших товарищей, прежде всего Бутовича. Валериан подумал, что надо бы поговорить с корнетом, предупредить, чтобы тот не принимал капитана слишком всерьез. А то ведь так и отложится у мальчика в голове, что гусары – это только водка и женщины.

Страница 13