Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов - стр. 19
– Только мертвым мной хан может распорядиться! – отвечал Машуко. – Про сестру я ничего не скажу: она взрослая, есть у нее свой ум, и вольна она поступать, как хочет.
И продолжал потом:
– Это князья и уздени, как собаки, виляют перед ним хвостом. Но я не таков!
Один холоп, желая выслужиться перед своим князем, пошел донести ему на Машуко.
Узнал об этом Машуко, поспешно побежал в свою саклю, взял винтовку и сказал Элисхан:
– Пойдем, сестра, в горы: там ты свободна будешь.
Жаль стало Элисхан покинуть саклю, расстаться с коровой, козой, страшилась она голодной жизни в горах.
– Нет, Машуко, не пойду я с тобой, – сказала она. – Подобно волку придется жить в лесу…
– Но лучше быть голодным волком на свободе, чем сытой собакой на цепи, – заметил Машуко.
Покачала головой Элисхан.
– Нет, – сказала она решительно, – не пойду с тобой.
Рассердился Машуко.
– Хеть махо к’дыкя! (Буквально: «В собачий день родилась!») – выругался он и вышел на двор.
Была в ауле девушка, Хариса-холопка, которую тайно любил Машуко, и от этой любви ребенок – мальчик родился.
Забежал к ней Машуко, шепнул ей, чтобы она через три дня вечером пришла к подошве горы, из которой бьют ключи горячей воды и, подражая вою волка, дала бы знать о себе.
И побежал Машуко из аула, а по дороге к нему присоединилось еще десять молодых вооруженных холопов.
– Мы идем, Машуко, с тобой, – сказали они. – Лучше теперь умереть свободными, чем рабом дожить до старости.
Князь, извещенный холопом-доносчиком, прискакал со своими узденями к сакле Машуко и не застал его.
– Но все же он не уйдет от нас, – сказал он.
На другой день хан, собираясь в Крым, устроил пир в своем шатре, украшенном дорогими коврами.
Были приглашены князья и уздени, но в пиршестве они не приняли участие, а почтительно стояли в стороне, некоторые же из них прислуживали хану и его пашам, и Каплан-Гирей, сидя на шелковых подушках, в красном шелковом халате, весело посмеивался, глядя, как они гнут перед ним свои спины.
До вечера продолжался пир, и упился хан, пьяный повалился на подушки и уснул.
Настала ночь. Костры погасли в ханском стане, погасли огни в аулах.
Спало войско хана, дремали часовые. И вдруг среди ночи произошло смятение в ханском стане: послышались лязг оружия, крики, вопли, стоны.
Проснувшиеся крымцы не могли понять причины этого смятения, пока не зажгли костров, и тогда увидели, что многие из их воинов были убиты и ранены.
Паша пробовал разбудить хана, но тот только мычал и не просыпался.
Утром же, узнав о ночном происшествии, он сильно разгневался.
– Это – работа кабардинских князей и узденей! – воскликнул он.