Катехон. Труп в подвале тринадцатого дома - стр. 21

– Ладно, понял. На пустырь за тринадцатым домом я пришёл, считай, к самому шапочному разбору. Практически все уже разошлись. Те же, кто остался, были в приличном подпитии. Серёга Ярош, Лёшка Полепин и Эдуард Забелин. Да, собственно, я и провёл с парнями не более часа. Поздравил, произнёс пару тостов. Когда ж к компании присоединилась Татьяна Тимошенко, я и вовсе поспешил покинуть пустырь.

– Стоп… – последняя фраза Цокотухина заставила меня встрепенуться. – …Татьяна вернулась?.. Я не ослышался?.. Примерно, в котором часу это было?

– Около полуночи.

– Точнее.

– В половине первого ночи…

«Цокотухин, конечно же, мог и приврать о том, что Тимошенко вернулась… – размышлял я после окончания беседы с циничным типом. – …Ведь никто иной о возвращении Тимошенко ранее и словом не обмолвился. А впрочем, о том никто не сказал, лишь потому, что об этом я их вовсе не спрашивал. Не уж-то старею?

Нет-нет, ни в этом дело. Если вспомнить, то все мои предыдущие расспросы оканчивались тем, что на пустыре остались лишь трое: Ярош, Забелин и Полепин. Причём, ни с одним из этой троицы, я ещё не общался, потому и не мог знать о том, что Татьяна вернулась. Ну, ничего… Прямо сейчас, данный пробел мы, похоже, сумеем ликвидировать».

– Николай Михайлович!.. В отдел доставлены Забелин и Полепин, – доложил Кулешов, едва я успел перепоручить Цокотухина одному из свободных оперов, дабы тот сопроводил подозреваемого для «откатки» отпечатков пальцев. Ну, и чтоб в последствие он мог за ним немного присмотрел.

– Тащи Забелина… – распорядился я, после чего добавил. – …Дима, ну, а ты пока срочно разыщи Татьяну Тимошенко, собственницу тридцать шестой квартиры.

Эдуард Забелин оказался мужичком несколько хамоватым. И если Цокотухин вёл себя на допросе в определённой степени дерзко, потому как начитался в интернете достаточное количество юридических статей и имел хоть какое-то представление о своих правах, то мой нынешний собеседник, подобными знаниями вовсе не обладал. Очевидно, таковым было его воспитание. Во всём тут сквозила конкретная вседозволенность и отсутствие хоть каких-то этических норм.

Причина, наверняка, в избалованности, в родительском безразличии, а так же полном отсутствия каких-либо ограничений и адекватного наказания. В детстве это мог быть ремень или угол. Ну, а в более зрелом возрасте, похоже, Эдик уж давненько не получал по своей сытой и откормленной харе. Потому и вёл он себя нарочито надменно, дескать, я пуп земли, а ты, урод, не пойми кто. Потому мне вновь понадобилось какое-то время, дабы урезонить и этого субчика.