Катехон - стр. 50
Пневматический молоток замолкает. Остается урчание компрессора.
Из Ташкента пришли новые документы.
Оказывается, после третьего курса Сожженный отчислился. А через год снова восстановился.
Что он делал весь этот год?
– Кто-то должен туда съездить… – Славянин натягивает свитер. Его маленькие уши розовеют.
Наступает зима – тепло на солнце, холодно в тени. Турок в свитере, под джинсами теплое белье. Мысль о поездке в Ташкент висит давно, еще с самого следствия. Так никто и не съездил.
В воздухе уже вкусно пахнет Адвентом. Везде красные свечи и колючие венки.
– Мы живем здесь как иностранцы, – говорит Славянин.
Холодные и солнечные дни. Ветреные и пустые. Ветер раскачивает всё. Ветер раскачивает сам себя.
Институт медленно закрывается. Пока еще решают, что делать с остатками оборудования. Кто даст финансирование на поездку в Ташкент теперь, когда она никому не нужна?
Мысль съездить была, была – и сплыла. Вниз по мелкой Гере, чуть обгоняя уток и рыб, под мостами с темным исподом. Финансирования было достаточно, желающих покататься за евроденьги на экзотическую родину Сожженного тоже хватило бы. Никто не поехал.
– Мы и есть иностранцы, – помолчав, отвечает Турок.
У него красный турецкий паспорт. С немецким гражданством пока не получается.
Дальше происходит такой разговор; прибавьте, пожалуйста, громкость.
– Что мы о нем вообще знаем? – говорит Турок.
– Ты о чем? – говорит Славянин.
Еще прибавить? Спасибо.
– У него есть родители. Что мы знаем о его родителях? Только не говори, что они солили капусту.
– Я не говорю.
– У него есть друзья. У нас говорят: если ты хочешь знать человека, узнай, с кем он делал дружбу.
– У нас тоже так говорят.
– У него была женщина, – говорит Турок и чешет спину.
– Но…
Турок машет рукой:
– Я не об Анне. То, что удалось расшифровать, всё не то. Это тупик, а не женщина. Что еще? Убийство. Одно. Оно было? Предположим, но в каком смысле… и в какой реальности? А может, их было больше?
Славянин поднимает голову, он сидит на стуле:
– Ты решил порепетировать свое выступление перед ученым советом?
– Я имел их всех. – Турок садится на корточки перед Славянином. – Я хочу понять, чем мы тут занимаемся. Мы изучаем… что угодно, только не его. Этот город, например.
– Чем он тебе не нравится?
Турок молчит.
На Рыночной площади к Рождественской ярмарке устанавливают колесо обозрения. Скоро оно будет покрыто лампочками. Очень скоро, подождите.
Горизонтальная черта, маленькая звездочка. Та, что упала сверху страницы вниз, в прежнюю ташкентскую жизнь.
«Разорви мою грудь, разорви мое сердце, насыпь туда побольше перца