Катастрофа. Бунин. Роковые годы - стр. 49
Покатилась Русь-матушка с той высоты силы и величия, на которую взбиралась веками. И катилась она, согласно законам физики, все быстрее и быстрее, так что порой казалось благом окончательное падение. Пусть придет любая власть, лишь бы она была твердой, лишь бы прекратила бандитизм, наполнила прилавки былым изобилием.
Каждый день гремели пушечные удары, порой так близко, что жалобно звенели стекла. Случались и перерывы. Полчаса, а порой час царила тишина, и это затишье было особенно тяжелым. Что пушки вновь выпустят снаряды – сомнений нет, но где на этот раз они упадут, куда и кому принесут смерть? Люди стали беззащитными.
Кровь ради крови…
В каждом доме, в каждой семье двухмиллионной Москвы, в ее 563 церквах с 698 приделами при них люди страстно молили Господа о мире, о том, чтобы пресекли большевиков с их грабежами, насилиями, убийствами.
Бунин твердил:
– Только законная власть спасет Россию! – подразумевая теперь под такой властью кого угодно, только не большевиков.
Но большевиков пока никто не пресекал. А вот они пресекали кого угодно.
Облачившись в халат, Бунин нервно расхаживал по гостиной – из угла в угол, натыкаясь на табурет возле рояля, чертыхаясь, то и дело подходя к окну, словно надеясь, что там вот-вот произойдут перемены к лучшему.
Зазвонил телефон. Телешов спросил:
– Иван, что у вас на Поварской, стреляют?
– Еще как! – грустно усмехнулся Бунин. – Большевики, кажется, Москву перепутали с германским фронтом.
– Как раз нет! Там они призывают сдаться на милость победителей.
– Видать, против своих воевать им охотней!
– Еще бы! В Питере у них гладко все прошло.
Бунин с тревогой спросил:
– Неужто и здесь они власть захватят?
– Вряд ли! – уверенно возразил Телешов. – Весь Московский гарнизон остался верен присяге. Создан «Комитет общественной безопасности». Наши укрепились в Кремле, телефонная станция тоже в наших руках.
– В Кремле ведь весь арсенал был?
– Он там и остался! В этом наша сила. Мятежники почти безоружны.
– Я вчера встретил на Зубовском бульваре генерала Потоцкого. Он сказал, что в руках большевиков тяжелая артиллерия.
Телешов ахнул:
– Не будут же они из пушек палить по кремлевским святыням! Русский человек не может опуститься до такой низости. А я к тебе с приглашением. Приезжай к нам с Верой Николаевной.
– Пожалуй, приеду! – охотно согласился Бунин. – Особенно если чаем напоишь. Сахар еще есть?
– Не только чаем, обедом накормлю. Таким, как в мирное время. К обеду и приезжайте, к шести часам.
Славный уют телешовской квартиры с ее старинным убранством, мягкий свет керосиновой лампы-«линейки» (электроэнергию опять отключили), тишина в доме и за окном (с наступлением темноты перестрелка закончилась) – все это миром сошло на истерзанную душу.