Картонные звезды - стр. 64
– А у меня не очень, – откладывает он журнал в сторону, и я замечаю, что это правдинский «Огонёк».
– Ничего странного, – отвечаю, – эти (кивок в сторону журнала) ведь пишут только то, что разрешено. А эти (кивок в сторону справочника) то, что нужно и интересно!
– Зачем же это тебе нужно?
Удивление его вполне искренне и я столь же искренне и отвечаю: – Для работы, конечно. Для чего же ещё?
– Здесь у тебя вроде служба проходит, а не работа, – уточняет он.
– Это в роте служба, – парирую я. А на «горке» – работа. (КП наш стоит среди небольших холмов, потому мы его иногда называем между собой «горкой»). Служба мне глубоко безразлична, а вот работа нет.
– Точки над «i» я расставил, теперь посмотрим, как он на это заявление отреагирует. Если передо мной классический «сапог», то начнёт недовольно сопеть, а если он из другого ведомства, то реакция его будет иная.
– Не ты ли тот Косарев, который подал докладную записку по поводу скрытого перегона ударного бомбардировочного авиакрыла? – мгновенно меняет он тему разговора.
– Моя фамилия действительно Косарев, – киваю я с некоторым удивлением, – но всё что касается боевой работы, (я выделяю это слово голосом), – может обсуждаться только на КП в присутствии как минимум начальника смены.
Смотрю на часы. Долго, демонстративно. До вечерней переклички (вот ещё тоже одно бесспорное доказательство тотального недоверия армейской верхушки к насильно загнанной в армию солдатской массе) остаётся всего пятнадцать минут.
– Извините, – поднимаюсь я из-за стола, – но… пора на службу.
Лейтенант молча кивает, словно соглашаясь. Сдаю справочник и бегом к выходу. Мимо автопарка. Мимо стадиона. По плацу. Вот видна и вторая рота. Бегу, естественно, лишь по утоптанным тропинкам, глубина которых иной раз превышает рост человека (так много вываливает за зиму снега). Сразу вспоминается эпизод, произошедший со мной в прошлом году. Хотя я ещё и учился в армейской школе, но присяга была уже позади, и в караул мы ходили со всеми на равных. Так вот. Дело происходило опять же в марте, правда, в конце месяца. Откуда-то со стороны Охотского моря пришёл к нам страшный циклон. Однако никаких изменений в размеренную и заранее расписанную жизнь полка он естественно не внёс. И надо же было такому случиться, что именно в тот страшный день мне пришлось идти в караул. Первую смену было ещё терпимо, но ближе к полуночи буря рассвирепела не на шутку. Разводящий долго и озабоченно вглядывался в полузалепленное снегом окно караулки и, наконец, вынес свой окончательный вердикт.