Картонная мадонна - стр. 59

Слон завалился набок, началась свалка. Лиля удивлялась: что за ребячество?

–Ах, ну это уже совсем надоело! – капризно объявила другая дама, – Здесь стало слишком скученно. Право, не знаю, стоит ли еще приезжать сюда?

–Это не из-за скученности, милая, – вздохнул Городецкий, – это из-за его траура. Нас покинул дух Лидии. А она была душой компании.

Лиля вопросительно взглянула на Волошина.

–Вы ведь видели портрет в прихожей? Лидия – покойная жена хозяина дома.

–Но что же Вячеслав? Где он? – произнес кто-то.

–Вячеслав! – раздались голоса хором, – Вя-че-слав!

Лиля заметила, что по лицу Волошина пробежала тень, и он вдруг загорланил:

–Вячеслав! Явись на наш зов, наконец!

Волошин открыл дверь в коридор и остолбенел: как раз в этот миг мимо, едва сдерживая рыдания, прошла та самая женщина в вуали и выскочила из квартиры. Лиля увидела ее мельком. Хотела спросить у Макса, он явно знал ее. Но в гостиную уже вошел Вячеслав – его приход встретили аплодисментами. Лиля тоже восторженно захлопала. А Макс прошептал:

–Вот и самый артистичный позер, какого я встречал, настоящий чародей, magister.

***

Лиля изумилась: Вячеслав был слабой копией Шекспира со старинных английских гравюр. Только вместо волевого шекспировского взгляда – квелость ребенка, беспомощный, часто зависающий взгляд. Определить, какого возраста этот человек, постороннему не представлялось возможным.

–Здравствуйте, здравствуйте! – Иванов приветствовал гостей нерадостно, маленький рот с губами девственника едва открывался, – Прошу меня извинить. Заставил вас ждать.

–Вячеслав, мы соскучились! Валерий Яковлевич читал стихи! – почти пропел «пастушок».

–Знаю, знаю. Прекрасно, прекрасно. Что ж, приступим. Рассаживайтесь, господа.

Все стали послушно рассаживаться, у многих в руках появились тетрадки и карандаши. Вячеслав подошел к шторке на стене, сдвинул ее – за шторкой висела большая доска. Он взял мел и стал писать, произнося вслух:

–«Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет. То заплачет, как дитя». Образность, друзья мои, это еще не все. Существуют правила технического оформления стиха. Вот у Пушкина. Стихотворение в первой строке имеет «женскую» рифму, а во второй – «мужскую». Значит, – и он принялся писать формулу, – по классическому построению четверостишья это выглядит так: 1 – 3: 2 – 4. И если в первой строке восемь слогов, а во второй семь, то и в дальнейшем нельзя выходить за рамки этого счета…