Картонки Минервы (сборник) - стр. 37
Итак, проблема не в прозрачности, а в компетентности тех, кто должен контролировать дело, непрозрачное по определению. Спецслужбы нестабильны потому, что правительство нестабильно.
1994
«Коррида» Коррадо и настоящая страна
Газеты объявили, что «Коррида» Коррадо[75] со своими почти семью миллионами зрителей обогнала прочие, появляющиеся ежедневно, новые телепередачи. И этот успех кто-то пытается объяснить фигурой телеведущего, которому пора на пенсию, и идеей, которая уже износилась до дыр.
«Коррида» – это телешоу «рискóвых дилетантов», где публика по-садистски развлекается, глядя на старичков, отплясывающих чечетку, домохозяек, пытающихся изображать Мадонну, и тому подобное. Античные circenses (цирковые представления) являли собой жестокие зрелища, интерес к которым держался на трепетном предвкушении объявленной смерти гладиатора (или мученика). Новые же circenses зиждятся на трех противоречивых чувствах: немножко живого сочувствия к бедняге, выставляющему себя на всеобщее посмешище; садистское удовольствие от созерцания участи, которую, в отличие от колизейских мучеников, не принимают, а выбирают добровольно; что-то вроде скрытой зависти к тем, кто, отбросив стыд и разрешая издеваться над собой, получают взамен всеобщую известность – на следующий день киоскер и булочник будут их поздравлять, позабыв о том, какой жалкий вид они имели, и помня лишь о том, что их показали по телевизору, – о чем мечтает каждый.
Секрет «Корриды» (которая, возможно, начиналась много лет назад просто как плохой балаган) в том, что она представляет собой квинтэссенцию итальянской общественной жизни.
«Коррида» была жестокой, пока демонстрировала старый примитивный трюк: на сцену выводили смешного уродца, «человека, который смеется», горбуна из собора Парижской Богоматери, кувыркающегося карлика, заику и прочее в духе грубоватых комедий вроде «Давай-давай, кретин!» – и это в стране, где образцом для подражания были господа в темных двубортных пиджаках, которые торжественно перерезали ленточки и изъяснялись фразами изощренными и непонятными. Тогда «Коррида» имела ограниченную аудиторию, состоявшую из опоздавших родиться средневековых школяров и садистов, коим не довелось стать палачами.
Но сейчас «Коррида» полностью отражает итальянскую ситуацию – а именно, новый этикет, созданный во Второй республике как раз такими рискóвыми дилетантами, которые, демонстрируя свое политическое бескультурье, громоздят анаколуфы[76], неточные метафоры, варваризмы, перевранные цитаты, стилистические погрешности. Прежде всего заменили велеречивый «язык курии» – только не разговорным, а вульгарным языком, полемику – бранью, термины – матерщиной, и, думая, что «говорят как дышат», на самом деле говорят как рыгают.