Картограф - стр. 3
В этот момент в дверях купе показалась женщина в железнодорожной форме с корзиночкой в руках.
– Орешки, печенье, холодное пиво, водичка, шоколад? – бесцветным голосом затянула она и, набрав в грудь побольше воздуха, продолжила. – Баранки, сухарики, колбаска, свежая пресса, значки с символикой железной дороги, одноразовые тапочки?
Филе, который пытался продавить вниз комок, перекрывший горло, на миг показалось, что он сам – продукт, что-то вроде кефира или булочки, и сидит на перекличке в холодильнике. И если он не отзовется вовремя на свое имя, его вышвырнут из поезда и даже денег за билет не вернут.
– Орешки, пожалуйста, – сказала девушка, протягивая женщине гривенник. Та взяла монету, выудила из корзины небольшой пакет с фундуком и вопросительно посмотрела на Филю. Тот пытался вымолвить хоть слово, но треклятый комок все еще был на месте, поэтому он замотал головой, как будто отгонял летающую по орбите муху. Женщина молча удалилась в коридор. На Григория Антоновича она и не взглянула: то ли привыкла к странностям, то ли полагала, и вполне справедливо, что любой, купивший билет, даже если он краб, может беспрепятственно пользоваться услугами железной дороги.
Девушка, щуря глаза-запятые, разглядывала покупку.
– Так, вроде без соли, – пробормотала она и решительно надорвала пакетик. Выкатив на ладонь три круглых белых ореха, она протянула их крабу. Тот неуклюже взял один, зажав его клешней, и быстро поднес ко рту. Раздался неприятный хруст, напомнивший Филе звук, с которым его пес, старый Тузик, разгрызал оставшиеся после варки холодца говяжьи хрящи.
– Может, хочешь его покормить? – спросила девушка Настю, вручая пакетик. – Не бойся, давай.
Настя села на краешек, выбрала из пакета самый крупный орех и подала его крабу. Было видно, что у нее дрожат пальцы. Краб осторожно принял губами орех и кивком показал, что не откажется от добавки. Мучительное кормление продолжалось десять минут, пока пакет окончательно не опустел. Все это время Филя думал, что надо и правда попроситься в другое купе. Его останавливала лишь мысль, что новые попутчики могут оказаться еще хуже. Кто знает, какие еще монстры сели в этот поезд?
Раздался свисток, двери вагона с лязгом захлопнулись. Дернуло вперед, потом назад, и станция Гнильцы начала медленно уплывать в прошлое. Возврата нет, дом продан, вещи раздарены соседям. Мать и отец давно в сырой земле, друзья разъехались, пса волки зимой задрали. Ничего не осталось, кроме отсыревшего железнодорожного белья, кроме будущего, кроме этого краба и девушки напротив, кроме крутобокого чемодана в багажном отделении. Ехать в Бург просто так, наудачу, было, конечно, безумной затеей, но что им оставалось? Филя мог получить место учителя рисования в местной школе и до конца жизни латать дыры в отцовском пальто, но не для того его готовила судьба. А Настенька, ей ведь надо в пансион, все-таки уже возраст.