Карт бланш во второй жизни - стр. 2
Мальчик стоял, сжав кулаки, и зло смотрел сощуренными глазами. Так… Знакомы, что ли?
– Ты зачем это сделал? Мне же больно.
– Так тебе и надо. Это из-за твоего папаши погиб мой отец.
О! Вот она, моя пропажа. Встала, отряхнула платье, смела грязь с кровоточащих коленок и ладошек.
– Но ведь и мой погиб. Или ты думаешь, что я в лучшем положении?
– В лучшем. Родственники отца пока не ответили, возьмут ли они меня к себе. А тебя наверняка пристроят в приемную семью. С твоей-то внешностью.
Я вытащила платок, примеряясь, что протереть в первую очередь, чтобы сразу его не вымазать.
– Дай сюда. – мальчик встал на колено передо мной и стал оттирать пострадавшие конечности. Когда мой платок запачкался, он достал свой
– Я не пойду в приемную семью. – ответила, глядя вдаль.
– Почему?
– Я справлюсь и здесь. А у детей должен быть шанс на счастливое детство. Пусть лучше берут кого-то другого. – На меня подняли невозможные зеленые глаза. Мальчик убрал со лба растрепавшуюся челку.
– Почему? – я пожала плечами. Ну не объяснять же ему, что счастливое детство у меня уже было. А у девочек из приюта нет. Да и изображать наивную незабудку в приемной семье я не смогу.
– Ты изменилась.
– Сильно?
– Как будто другой человек. Ни одной слезинки после лечебницы. Ни одной жалобы, каприза.
– Не рад? – посмотрела на мальчика, он опустил взгляд.
– Рад. Такой ты мне больше нравишься.
– Слушай, у меня некоторые проблемы с памятью. Напомни, как тебя зовут?
– Пьер. Правда, что-то не помнишь?
– Да, нифи… ничего не помню до лечебницы.
– Если нужна будет помощь – обращайся.
– Ага.
В течение нескольких месяцев мы сдружились так, что оторвать нас друг от друга можно было только перерезав пуповину, которая незримо оплетала наши тела.
В этот период меня несколько раз выводили к потенциальным приемным родителям. Но они быстро отказывались от идеи меня удочерить. Монахини недоумевали каждый раз, когда меня выводили и ставили перед ними со словами: – Заберите вашу девочку! – я, радостно улыбалась, чем вводила их еще в больший ступор.
В итоге они решили, что на мне либо проклятье, либо сглаз. Приняв эту мысль за догму, меня стали жалеть и всячески опекать. Более того, они стали рассказывать обо мне по ближайшим деревням и селам. В монастырь потянулись неравнодушные и сочувствующие граждане. Кто-то нес сладости, кто-то одежду, кто-то игрушки. Будь я постарше, извлекла бы из этого прибыль, перенаправив все это излишество на черный рынок с возможностью закупить позже нормальные кровати и мясо.
К моему несчастью, воспринимать меня серьезно никто и не собирался. Основную роль в этом играла моя ванильная внешность, но, здесь уж что есть, то есть. Желающих погладить меня по голове и пожалеть было – хоть аттракцион устраивай. После нескольких недель глажки поняла, что такими темпами сотрусь до лысины. А сверкающий череп совсем не украшает девушку. Пришлось драться и кусаться. Это тоже списали на последствия проклятья-сглаза. Но мой имидж меня особо не волновал, лишь бы отстали.