Кармела - стр. 22

Она вгляделась в лежавшую у нее на коленях карточку с узорными краями – эта была сделана в ателье, с ретушью, все такие красивые, папа, мама, она и брат, семейство в полном составе, теперь она вспомнила родителей и многое из детства… как старый маразматик, подумала она с иронией, у них ведь детские годы сидят в памяти прочно, как верроккиевский Коллеони на коне, а прочее… с прочим были нелады и у нее, фотографии тут не очень помогали, зря она не купила альбомы и не расставила их по годам, не говоря уже о том, чтобы поступить, как Дева Мария, у той даже было все написано, кто, где, когда, не поленилась обзавестись специальными фолиантами, в коих наличествовало и место для заметок. Неизвестно, правда, был ли бы и от подобной педантичности особый толк, в конце концов, Дева Мария принесла ей все свое собрание за последние восемь лет, набралось уже немало общих знакомых, и предполагалось, что она, Кармела, их припомнит, увы, от того, что она видела лица и читала имена, знания биографий не добавилось. Не помогало даже то, что некоторые из запечатленных на снимках людей были до странности похожи на персонажей ее фресок… хотя что тут странного, вполне естественно, и не люди похожи на персонажей, а наоборот, ведь, как и всякий художник, она не выдумывала лица и фигуры, она их видела, где-то, когда-то, кого-то, может, даже просила позировать… И, наверно, не случайно выбирала натурщиков или натурщиц, знала, видимо, их истории или просто замечала в них, угадывала шестым чувством нечто… Что если мрачная молодая женщина, которую она изобразила в качестве Электры, в самом деле ненавидела свою мать, считая, что та лишила ее отца, нет-нет, не убив того, в наше время мужей не убивают, с ними попросту разводятся и порой не дают встречаться с детьми, а дети, став взрослыми, ставят это матерям в вину… Или Гекуба, может, эта старая женщина пережила своего сына или дочь, даже обоих, случается и такое… Почему нет?

Она сползла с софы и медленно пошла вдоль фрески, разглядывая тщательно выписанные лица.

Пауль сидел в кресле и поглядывал на примостившуюся на краешке софы Кармелу с некоторым смущением, странно, стоило ему увидеть ее не в больничной одежде, а в обычной, как он словно потерял если не дар речи, то способность к непринужденному общению, ту легкость, с которой врач может говорить с пациентом о вещах совершенно интимных. Правда, начал он бодро, еще в коридоре осведомился о самочувствии, какое-то время расспрашивал о симптомах, тех или иных, нет ли головокружений, не подташнивает ли, как насчет равновесия, стало ли лучше, ну и тому подобное, но, исчерпав более или менее эту тему, умолк и впал в растерянность. Может, дело было в ее внешности, вернее, разнице между ее и его внешностью, одетая в узкие джинсы и длинную просторную блузу Кармела выглядела еще более хрупкой, в то время, как он… Что греха таить, он любил иногда вкусно поесть, к тому же был от природы склонен к полноте, вот и казался себе, особенно рядом с ней, толстым и неуклюжим, хотя, конечно, это преувеличение, животика себе он пока не нагулял, просто был по собственному мнению несколько крупноват и некоторый избыток веса все-таки приобрел, к счастью, при росте в метр девяносто это не бросалось в глаза, лишние килограммы распределились по всему его большому телу и словно рассосались, но он прекрасно понимал, что еще немного и…Вдобавок ему было жарко, твидовый пиджак, снизу еще пуловер, а блуза Кармелы выглядела совсем тонкой, собственно, в комнате было тепло, удивительно для конца сентября, когда отопление еще не включили, а ночи холодные, да и днем погода отнюдь не летняя… Он поискал глазами обогреватель, электрокамин или что-то в этом роде, не нашел и спросил Кармелу, каким образом ей удается поддерживать в комнате столь комфортную температуру.