Карманный оракул (сборник) - стр. 15

Русские готовы переиродить любого ирода, ответить гнусной насмешкой на любое добро, а маскировкой этой постоянной готовности к превышению зла является юродивое, слезливенькое добро, под маской которого обязательно прячется разбойник с ножом. Стоит пожалеть плачущего русского – и он вас немедленно пырнет; стоит подать русскому нищему – и он вас ограбит, а то и прирежет, потому что жалость унижает, и никто не смеет унижать русского человека – подлинное, абсолютное величие. Если бы дьявол вздумал явиться в Россию, ему немедленно обломали бы рога; когда дьявол-искуситель XX века, Хулио Хуренито с его знаменитыми идеалами XX, приезжает в революционную Россию – его здесь убивают, чтобы стащить сапоги. Русский человек передьяволит дьявола, а того, кто попробует над ним посмеяться, он расчленит, ибо юмора не понимает. В этом расчленении как раз и заключается истинно русский юмор, потому что расчлененный человек – это прежде всего смешно. Русские с особенной остротой ненавидят евреев именно за их омерзительное стремление к так называемой культурности: еврей занимается непрерывным лицемерием, пытаясь оформить сырое, разваристое, развалистое, размякшее, глинистое. Еврей поливает духами сырую землю и красиво раскладывает сырые внутренности. Русские любят сырье и сами являются сырьем, а еврейские финтифлюшки, любовь матерей к детям и детей к матерям, чтение книжечек и писание в рифмочку, все это мерзкое, трусливое, с трясущимися поджилками жидовство особенно оскорбительно для тех, кто из земли растет и в землю уходит. «Ложимся в нее и становимся ею, // Оттого и зовем так свободно – своею», – писала самая русская из русских поэтесс, безупречно выбирающая худшее поведение в любовной игре. «Какая есть, желаю вам другую»: терпи меня такой, какая я, такой, какой хочет быть моя левая нога. Любое усилие по превращению себя в человека есть шаг вниз, и Ницше сошел с ума именно потому, что начал действовать против своей великой демонической натуры. Человек, провозгласил он, есть его умение стать человеком; но это все равно что сказать: «Миллиардер есть его усилие стать миллионером». Нет, человек – это шаг вниз, к муравью, к рабскому состоянию; все, что мы зовем человечностью, есть на самом деле рабство. Русский, в особенности осознавший себя русским (а иногда действующий стихийно), – демон, сверхчеловек, не имеющий никаких обязательств и плюющий на любые права. Человечность – это и есть жидовство, сюсюканье, слюни, тряска над никому не нужными стариками и отвратительными, вечно больными, непрерывно испражняющимися детьми. Единственное занятие, достойное сверхчеловека, – кровавое пиршество, убийство мелкой нечисти; русские презирают рабский труд и не желают тратить время на производство продуктов для удобств и увеселений. Черная грязь, болотная жижа, сырой туман – вот русский пейзаж; при виде полянки с васильками русский немедленно испытывает мучительное раздражение, ибо перед ним фальшь. Добро выдумано для рабов и нужно только рабам – поскольку любая мораль, любые заповеди и обязанности отвратительны свободному человеку. Русский – тот, кто приходит в чистенькое общество Запада или грязненькое общество Востока, и неважно, кому там молятся: русский способен обрушить любой храм и наплевать на любую веру. Для него нет кощунства; верней, кощунственно для него то, что другие называют моралью, служением и поклонением.