Карибские каникулы, или Метанойа - стр. 1

– Пожалуй, тебе пора. Пришло время.

– Да, я тоже так думаю.

– Ты выбрал себе родителей?

– Почти.

– Будь повнимательнее. От этого зависит, насколько хорошо ты сможешь выполнить задачу. На этот раз задача у тебя очень масштабная. Будет трудно. Потребуется много сил и упорства. Надо, чтобы в семье, куда ты придешь, были оптимальные условия.

– Мне кажется, я нашел ее.

– Отлично! Но надо еще раз все взвесить. У нас нет права на ошибку. Слишком многое зависит от этого воплощения.

– Да, я понимаю и поэтому немного волнуюсь. Вы ведь будете мне помогать?

– Конечно, это моя работа.

Марина сидела у камина, уютно устроившись в кресле, и грустила. В камине негромко потрескивали дрова, а за окном завывал ветер, гоняя по двору снежные тучи. Приятная, спокойная обстановка располагала к тихому семейному вечеру, отчего становилось особенно одиноко.

В 32 года Марина была еще не замужем. Всю свою сознательную жизнь она пользовалась заслуженным успехом у мужской половины, так что поклонников было всегда хоть отбавляй. Кавалеры наперебой ухаживали за ней начиная с детсадовской поры, но настоящих, серь–езных отношений у нее так и не случилось.

Еще в 28 она была уверена, что все у нее впереди, и не слишком печалилась о запаздывающем браке. Высокая, красивая, с прекрасной фигурой и длинными волосами солнечно-рыжего цвета, Марина всегда выглядела моложе своих лет. Излишняя моложавость порядком раздражала ее в школьные годы, зато обернулась явным преимуществом после 25, которое намекало, что торопиться ей, в сущности, некуда и первые попавшиеся предложения руки и сердца принимать не стоит. Имеет смысл подождать настоящую любовь. Ту, о которой пишут в книгах.

И Марина ждала. Однако к 30 годам картина изменилась, и, оглянувшись вокруг, она заметила, что количество претендентов на ее взаимность заметно поубавилось. Отвергнутые кавалеры утешились, отыскав себе менее взыскательных спутниц, и перестали мучить Марину своими настойчивыми ухаживаниями.

По сути, сфера личного счастья была единственным пробелом, поскольку в остальном жизнь Марины к моменту вступления в бальзаковский возраст выглядела достаточно устроенной. У нее имелся небольшой домик в ближнем Подмосковье, оставленный ей в наследство любимым дедом-академиком, новенькая «Альфа-ромео 159» и неплохо оплачиваемая работа врача-стоматолога в одной из москов–ских клиник.

Кроме этого, естественно, были подруги, которые наполняли Маринину жизнь человеческим теплом и участием и до недавнего времени с успехом скрашивали ее досуг длинными зимними и дождливыми осенними вечерами.

Не было только любви, которую она продолжала терпеливо ждать и в последнее время все более и более остро ощущала ее необходимость. Ей очень хотелось, чтобы любовь была непременно настоящей. Не какое-то там жалкое подобие, примерами которого изобилует окружающая действительность, а полноценное всеобъемлющее чувство. Такое, чтобы летать и светиться. Марина почему-то была уверена, что подлинная любовь приносит с собой именно эти ощущения.

Марина отложила в сторону книгу и подбросила в огонь половинку березового полена. Приближался Новый год, и в преддверии праздника она чувствовала себя особенно тоскливо. Еще книжка эта дурацкая под руку попала! «Настоящая женщина просто обязана быть счастливой! Если вы еще не счастливы, я научу вас, как это делается!» – самонадеянно заявляла автор. Да, похоже, все вокруг уже нашли свое счастье и активно его эксплуатируют. И только она одна сидит в унынии у очага, все еще ожидая, когда же к ней на огонек заглянет забывшая ее адрес Фортуна.

Да что там Фортуна! Закадычная подруга Инка, и та к ней сегодня не заглянет, так как вчера отбыла в Австрию с новым ухажером кататься на лыжах. «В Новый год – с новым женихом», – шутила она. Всю неделю Инна исправно забегала к Марине каждый вечер, принося «вести с полей», то есть детальнейшим образом описывая стремительное развитие отношений с красавцем Вадимом, которого она подцепила в автомобильной пробке на Тверской. Она была моложе Марины, замуж не спешила, и обручальное кольцо на пальце нового возлюбленного ее ничуть не смущало.