Карельская сага. Роман о настоящей жизни - стр. 8
– Соседи, – пробурчал Аркадий Ильич.
Кирилл не понимал до конца происходящего. Он так и замер: стоял, держа в руках сумку с продуктами, и даже не пытался двигаться. Он не знал, почему плачет мама, ведь пожар мог случиться где угодно и у кого угодно, только не в их квартире, где в холодильнике стоит целая трехлитровая банка яблочно-вишневого сока, а в комнате – большая деревянная машинка, к которой только вчера мама приклеила неожиданно отвалившееся переднее колесо. Где на столе стоит мамина печатная машинка, ящики с карточками, к которым прикасаться строго-настрого запрещено, и много книг.
– Как же мы теперь…
Пожарный взял Кирилла на руки. Он не сопротивлялся, хотя побаивался высоты и капризничал, когда это делал дядя Саша. Сумка болталась в руках Кирилла, он продолжал сжимать ее ручки.
– Как мы теперь, Кирюша, как жить, как? Всё сгорело, всё, – Лена снова попыталась зайти в квартиру, но сама остановилась на пороге. – Книги, архив, все вещи. Я же всё потратила на эту новую мебель. Если бы я только знала!
– Да вы не расстраивайтесь, гражданка, главное все живы и здоровы, с этим всё в порядке.
– Да-да, я… вы правы… причем тут вещи, – Лена всхлипнула. – Все живы, только вот на лестнице дым, соседей снизу залили. Здесь всё закоптили, что натворили.
Она подняла голову и посмотрела на потолок лестничной клетки – и все сделали то же самое. Потолок был не белым, а серым, а над входом в квартиру – черный, будто из-за двери наружу вырывался микроскопических масштабов ядерный гриб, не иначе.
– Это ничего, – пересилив себя, произнес Аркадий Ильич. – Главное, все целы. Жизнь начать заново, ремонт сделать – это пара пустяков.
– Товарищ, я же вас просил, – умоляюще сказал старший пожарный. – А вы, гражданка, можете пройти в квартиру, посмотреть. Но не осталось ничего, всё выгорело. Там осторожно, не наступите. Саня, что стоишь как пень, проведи гражданку в квартиру, покажи всё.
– Проходите, – не нашел ничего лучшего, как сказать именно это, молодой пожарный и сам, наверное, удивился собственной глупости. – Диван нам пришлось выкинуть в окно, там тлел поролон, потушить его невозможно было. Вот.
Он стоял за спиной всхлипывающей Лены и не знал, что еще можно сказать. Профессиональная черствость не давала возможности поддержать, утешить. Одна эмоция – хоть одна, незначительная, ничего не значащая – и самообладание могло быть потеряно. Причем навсегда. И плакали тогда и лейтенантские погоны, и карьера, и все мечтания пошли бы крахом. Лена обернулась и посмотрела на Кирилла. Он не плакал, а как-то вздыхал, осматривая и не узнавая квартиру с высоты плеч пожарного. Его больше интересовал пожарный шлем и воротник, сшитый из какой-то гладкой лоснящейся ткани. Кроме большой деревянной машинки, набора кубиков и медведя, из которого беспрестанно лезли опилки, других игрушек у Кирилла не было. Впрочем, к игрушкам отчасти он был равнодушен, особенно к тем, что были у него. Дорогой конструктор, которым хвастались некоторые ребята в детском саду, мама лишь обещала ему купить. Да и мало было обещать, нужно было еще и найти. В «Детском мире» и в магазине на Антикайнена такие игрушки привозили довольно редко, да и за ними нужно было отстоять огромную очередь.