Карельская сага. Роман о настоящей жизни - стр. 36
– Почему сразу на озере, брат? Большому кораблю большое плавание. На море выйдем, на морскую рыбалку.
– Правда?
– Ну, конечно, правда, как же, я же не обманываю тебя, – отвечал Алексеич, никогда не видевший никаких морей, кроме Балтийского и Белого, которых он морями почему-то не считал.
Кирилл так его и называл – Алексеичем. Алексеич был худ, довольно неуклюж, носил массивные часы на не менее массивном браслете из нержавеющей стали и любил старые машины. Вернее, машину – видавший виды «Москвич», купленный после нескольких лет работы на лесосплаве. Вместе с «Москвичом» Алексеич заработал радикулит, хронический насморк и привычку даже летом ходить в теплых шерстяных носках. Алексеич чем-то напоминал Кириллу дядю Сашу: они были похожи внешне. Это признавала и мама:
– Кирюша, завтра я тебя кое с кем познакомлю, к нам в гости придет один человек, ты его, пожалуйста, не обижай.
– Не буду, – спокойно ответил Кирилл, полагая, что в гости заглянет тетя Софья или дядя Василий.
– И веди себя хорошо.
– Я всегда веду себя хорошо, – Кирилл пытался починить машинку, оставшуюся среди немногого уцелевшего после пожара, но так и не смог приладить отвалившееся колесо назад.
Пока Лена возилась у печки с кастрюлей, Алексеич терпеливо сидел и наматывал на колесо кусок нитки. Когда замысел сработал и машинку можно было катать по полу, Кирилл заулыбался и пожал Алексеичу руку. Кирилл уже спал, когда мама с Алексеи-чем завели разговор о колхозе, о будущем, о родственниках. Так, за бутылкой «Агдама», они просидели до утра.
Им было о чем поговорить, хотя, конечно, больше хотелось наговориться Лене. Рассказать и о несбывшихся надеждах, и о пожаре, и о сыне, и о переезде в деревню. В глазах этого человека она видела полное понимание. Он ее поддерживал, но не говорил об этом вслух, лишь слегка кивал и отпивал вино из граненого стакана. Алексеич не был человеком ее круга. У него была сложная судьба, причем сложная настолько, что, если описывать ее в деталях, вышла бы отдельная книга. Он толком никогда не учился, не стремился к высотам, не был в театре, правда, любил музеи и музыку. Любовь к ней привили еще воспитатели колонии, куда он попал по малолетке в пятнадцать, когда они с ребятами, озверев от распитой на пятерых бутылки портвейна, забрались в городе в химчистку и учинили там погром в поисках денег. Родственники от него отказались, а родители вскоре умерли от беспробудного веселья: исчезновение сына из дома снимало с них все обязанности и хлопоты и располагало к бесшабашному образу жизни. Алексеичу повезло: в колонии он попал в хорошие руки. Получил специальность, корочку тракториста, рекомендацию. В армии служил за Полярным кругом, в маленькой части, строившей паромные переправы. После армии – пятнадцать лет на Севере. Там же, на Севере, нашла другого его жена. Он делал вид, что отпускает ее с легким сердцем, чтобы не портить отношения, искал утешения в работе. А потом, когда здоровье стало сдавать, перебрался в поселок: в колхозе требовались работники, и сразу дали комнату. Он рассуждал: «Зачем отказываться, если всё складывается само собой, без каких-либо нечеловеческих усилий».