Караван в Хиву - стр. 19
– Муртаза, ведомо же тебе, что ружья и пистоли возить тайно в чужие земли запрещено, государев закон не велит. Да и губернатор предупреждал нас об этом. Почему не объявил об оружии при таможенном досмотре?
Тучный, будто емкая квашня, на коротких ножках, Муртаза Айтов подскочил с тюка, на котором собирался спать, перед Рукавкиным тряхнул тяжелым ружьем и с вызовом прокричал:
– Кто говорил, что моя продавать берет ружье? Себя нада спасать! Забыл, как случился с купец Усеев? Да? Был купец, теперь чужой тюка на своей спина таскает в Оренбурге, как эта верблюда! Ходил к нему, своими глазом видел!
От внезапной вспышки гнева у Айтова тряслись толстые щеки, по смуглому, освещенному пламенем костра лицу пробежала нервная судорога, покривила губы. Густая, как смоль черная борода тряслась.
В один миг рядом очутился Аис Илькин, спокойно пытаясь унять Айтова, но тот нервно сбросил его руку, уподобился драчливому петуху, который, завидя противника, с вызовом подбрасывает перед собой мусор и гребет ногами, выказывая готовность к драке. Аис улыбнулся, что-то проговорил по-татарски, потом добавил:
– Зачем на караванный старшина кричал? Он и сам понимал, какой нам опасный дорога лежит.
И у Илькина в руках ружье! Когда только успел вытащить?
«В Оренбурге запаслись, прознав о поездке в Хиву, – догадался Данила. – А может, и в самом деле к лучшему, а то бы в таможне отняли. Кто знает, что может приключиться, не зря губернатор предупреждал про караулы, каждую ночь вести службу охраны велел. Пусть везут, невесть кто может и нам повстречаться: у вора ремесло на лбу не написано! Развелись добрые молодцы: люди хлеб молотить, они замки колотить». Отошел к своим возам. Айтов, возвращаясь на свое место, что-то ворчал, но постепенно успокоился и затих.
Под возом, укрывшись старенькими полушубками, лежали рядом и тихо переговаривались Герасим и сивый Пахом. Данила примостился рядом, на тюках с сукном, укрытых плотной дерюжкой от едкой пыли и дождя. Лежал и долго, пока не сомкнул глаза от усталости, все смотрел, как по темному небу бесшумно перекатывались огромные неповоротливые осенние тучи, словно наталкиваясь друг на друга – это нижние закрывали от взгляда верхние, менее подвижные. За облачностью луна то и дело пропадала, будто играла с Данилой в кулюкушки, а в просветах мелькали настороженные дрожащие звезды: мигнут на секунду и исчезнут, мигнут – исчезнут и так до бесконечности, пока плывут тучи и ветер рвет их в небесной выси на лохматые, бесформенные одеяла непомерной величины.
Вспомнилась Самара, свой двор, Дарьюшка в белом сарафане на высоком крыльце. Стоит, улыбка играет на полных губах, и белой рукой от солнца закрывается: на юг смотрит, куда ушел ее бородатый медведушко…